Страшно представить, чем могла обернуться катастрофа на ЧАЭС, если бы не пожарные частей СВЧ-2, СВПЧ-6. Ужаса от последствий удалось избежать именно благодаря труду людей, которые первыми оказались в эпицентре аварии. Один из них – Михаил Елубаев – сейчас он работает в областном коммунальном предприятии «ПОЛТАВАТЕПЛОЕНЕРГО».
Родился Михаил Елубаев в Казахстане, откуда вместе с родителями переехал в Украину. Окончил здесь школу, дальше была служба в армии. В 1983 году Михаил демобилизовался — стал вопрос о дальнейшем трудоустройстве:
«…До армии я учился в Киевском механико-металлургическом техникуме. Отец посоветовал пойти в военизированную пожарную охрану. Отслужив год, можно было поступить в пожарно-техническое училище, не потеряв при этом заработной платы. В 21 год я решил рискнуть … Успех зависел от результатов медкомиссии: если прошел медкомиссию – считай, поступил, остальное – формальности», – вспоминает Михаил.
Медкомиссию Елубаев прошел, и 1 сентября 1983 года началась его контрактная служба в пожарной части Припяти. Про свою СВПЧ-6 — самостоятельную военизированную пожарную часть Михаил вспоминает с гордостью. Здесь он проработал восемь месяцев — этого времени было более чем достаточно, чтобы сплотился коллектив.
«…Все были молодыми, задорными, веселыми, возрастом в основном 21 – 27 лет, все после армии. Почти все – семейные, благодаря общим интересам — рыбалка, техника, понимали друг друга с полуслова»…
Служба в части шла своим чередом. В основном были штатные выезды на пожары в городе, но не обходилось и без авралов. Особым событием в жизни пожарных Припяти были совместные учения с пожарными ВПЧ-2, отвечающими за безопасность ЧАЭС.
«..Обучение проходило так, – вспоминает Михаил. Мы приезжали на ЧАЭС, на руках – схемы территории. На картах обозначались только пожарные гидранты — планы самой станции были только у ВПЧ-2, отвечающей за АЭС. То есть то, где поставить цистерну, как проложить или подключить трубопроводы, мы, разумеется, знали. Но на саму станцию заходить не имели права – режимный объект строго охранялся».
Катастрофа, которую никто не предусмотрел
Никто из пожарных не подозревал, что скоро их знания и навыки, отточенные до автоматизма, станут жизненно необходимыми. Никто из пожарных не подозревал, что от их правильных действий в первые часы аварии будет зависеть будущее миллионов людей. Пятница 25 апреля 1986 года проходила в привычных для пожарной службы хлопотах. Обслуживали технику, принимали и сдавали дежурство. На «разводе» начальник СВПЧ-6 Александр Ефименко, прошелся по всем обязательным рабочим моментам. Затем сообщил, что телефонистка ушла на больничный, ее обязанности будет исполнять подменный телефонист – Михаил Елубаев.
«…Никаких предчувствий у меня не было, – рассказывает Михаил. Радиотелефонист «ведет» пожарную команду, передает информацию, принимает вызовы, меня должны были заменить в два ночи. До пересменой оставалось меньше часа, а в 01.26 на станции произошел взрыв. Первое, что я тогда услышал, было сообщение начальника смежного караула: «На четвертом энергоблоке ЧАЭС произошел взрыв, номер вызова – три».
Это сообщение, как молния, ускорило время: пожарные за считанные минуты были готовы к выезду! В таких случаях все мысли заменял четкий устав пожарной части. Были в нем инструкции и на такой случай.
От нашей пожарной части на станцию отправились две автоцистерны и одна механическая лестница. Начальник караула Виктор Кибенок ехал на автоцистерне ЗИЛ-130, командир 2-го отделения Василий Игнатенко – на Урале-375, Михаил Ильенко – на механической лестнице. Только они уехали, моей главной задачей стало как можно скорее передать сообщение об аварии. Прежде всего, всем руководителям, которые в то время были дома. Далее – вызвать сельские, районные, невоенизированные пожарные части и отправить их в штаб пожаротушения.
После отъезда бригады я остался в части сам. Приезжали новые бригады, получали от меня необходимые инструкции и отправлялись дальше – в эпицентр катастрофы. Лишь под утро я смог отойти от рабочего места и увидел страшную картину: за станцией Янов, в километре от СВПЧ-6, дорога была полностью красной. Весь маршрут был заполнен пожарными машинами, которые продолжали прибывать по вызову».
Новый день
«…В ту ночь внезапно отключилась связь, – продолжает вспоминать Михаил. Но потом выяснилось — это распоряжение КГБ. Связываться мы могли только с помощью раций, сообщение передавали по цепочке – от части к части. После отключения связи той же ночью ввели казарменное положение. То есть мы не могли покинуть территорию части без особого распоряжения.
Утром в часть возвратились те, кто смог, в основном водители — во время тушения пожара они оставались в машинах. Тех, кто был в эпицентре, сразу же отправили в больницу. В нашей части организовали оперативный штаб, его разместили в актовом зале. Только на второй день войска химзащиты начали измерять уровень радиации на территории части. На СВПЧ-6, в нескольких километрах от эпицентра, ее уровень составил 1000 мкР/ч, при норме 0,15.
Впоследствии из людей и техники СВЧ-2 и СВПЧ-6, незадействованных в тушении пожара, сформировали пожарный караул. Припять еще не эвакуировали, город требовал присутствия пожарных бригад. Уже чуть позже нам намекнули: при отсутствии необходимости, в целях безопасности — на улицу не выходить.
В первые дни после катастрофы мало кто понимал реальную опасность радиации. Свидетельством этого стал один из выездов, на который вскоре после аварии отправили нашу бригаду. На ВПЧ-2, расположенной рядом с ЧАЭС, был большой запас магистральных трубопроводов, пожарных шлангов. Кто-то решил, что от туда их нужно срочно перевезти в нашу СВПЧ-6. Работали мы тогда быстро, в противогазах, костюмах химзащиты и, тем не менее, наглотались радиации вдоволь. Шланги привезли на территорию нашей части и оставили во дворе.
Спустя пару месяцев, в конце лета 1986-го мы размещались уже под Иванковым. Однажды, получив разрешение, заехали за чем-то на старое место. Когда прибыли, увидели те же рукава, из-за которых в первые дни аварии пришлось «схватить» не один лишний рентген. Лежали они на том же месте, где мы их оставили — они так никому и не понадобились. Помимо шлангов осталось в прежней части много оборудования: вывезти оттуда хоть что-то было уже невозможно…»
После катастрофы
В первые дни после аварии на Чернобыльской АЭС пожарные были в авангарде борьбы с огнем. Затем часть, сформированную из ликвидаторов из Припяти перевели в Чернобыль, далее – в Иванков. Уже к концу службы пожарные выезжали в Славутич. Контракт Михаила закончился в сентябре 1986 года. Он вернулся домой, но без законченного образования и специальности. Спасло то, что на службе в армии освоил профессию машиниста котельных установок. Навыки и знания пригодились, сдать экзамен было нетрудно – устроился на работу в полесские теплосети. Проработал там почти пять лет, а дальше началось отселение.
«В Полтаву попал потому, что село, где я жил после аварии, подпадало под обязательное отселение. Примечательно, что выяснилось это лишь в 90-х годах — всё это время мы жили в Полесском. Нам говорили, что все в порядке, продукты можно есть с огорода, и вообще все нормально. Ездили, конечно, дозиметристы, поливали улицы, мыли крыши. А потом оказалось, что населенный пункт находится в зоне обязательного отселения.
Сейчас там все захламлено и заброшено, – говорит Михаил. Видел фото в социальной сети. В доме, где я когда-то жил с родителями, в центре кухни выросла большая береза. Хотя есть и ухоженные дворы, там живут люди, которые отказались переезжать. Я их понимаю, в первые годы мне самому очень хотелось вернуться в родные места. Ранее тоска не давала покоя, но со временем понял, что ничего не изменишь, не вернешь назад.
Михаила Елубаева и тысячи других ликвидаторов страшной чернобыльской трагедии судьба разбросала по всему бывшему СССР. Воспоминания о катастрофе до сих пор болезненные, – говорит Михаил, – хотя душевная боль немного притупилась. В 1992 году Михаил переехал в Полтаву, устроился на работу оператором котельной «ПОЛТАВАТЕПЛОЕНЕРГО». Жалеет, что с оставшимися в живых сослуживцами, посчастливилось встретиться только раз. «Как-то я был в Киеве по делам и там встретился с водителем из нашего караула. Больше из однополчан никого встретить не удалось…», — говорит ликвидатор.