Неудобные тайны Чернобыля
Неудобные тайны Чернобыля

Сегодня можно уверенно сказать, что Чернобыль хранит в себе массу рассекреченных сведений. От некоторых фактов, подтверждённых очевидцами – многим становится некомфортно. Такая история имеет отношение не только к событиям, связанным с проведением непосредственно самого эксперимента, приведшего к катастрофе. Кого только не обвиняют в случившемся? Виноват Дятлов, неквалифицированный персонал, конструкторское бюро, стечение обстоятельств, потусторонние силы, экстрасенсы нашептали – «сглазили сам реактор».

Но существуют факты, узнав о которых становишься, словно глухонемым. От непонимания, от злости, от несправедливости, от отчаяния, от собственного бессилия и необратимости того, что уже произошло. Эта аллегория не связана с физическим проявлением недуга, она, словно параллель между 1986 годом, когда глухонемыми были те, от кого зависело – жить человеку или медленно умирать, заметьте – мучительной смертью.

Речь пойдет о врачах, о тех, для кого клятва Гиппократа – святое. И об обстоятельствах, скорее даже о неудобных обстоятельствах, которые не позволили некоторым медикам принимать ответственные решения исключительно в целях спасения человеческих жизней. Об обстоятельствах, которые, вероятно, рассыпали радиоактивную пыль на заповедь знаменитого древнегреческого целителя – «отца медицины», не дав возможность вникнуть в истинную суть. 

От осознания случившегося – душат слезы. Пожарных, и не только их, хотя их, безусловно, в первую очередь – можно было спасти. Тех, кого направили на лечение в Москву, тех, кто первыми испытал на себе ад внутреннего радиоактивного выгорания, их можно было спасти, это сложно, но – возможно.

Доказательств этому уже достаточно, но главное из них – воспоминания Анны Губаревой, киевского онколога, участвовавшей в ликвидации. Ее воспоминания не вошли в ролики, тиражируемые раскрученными телевизионными каналами, они не вошли в исторические хроники Чернобыля, и даже не вошли в модный НВО «Чернобыль».

Они живут только в ее памяти, а еще в том, что Гиппократ называл принципом не причинения вреда: «Я направлю режим больных им на пользу, сообразно моим силам и разумению, воздерживаясь от причинения какого-либо вреда или несправедливости». Причинять вред пострадавшим, прибывшим из зоны аварии на ЧАЭС, в клиническую больницу № 6 г. Москвы, разумеется, никто не хотел. Да и клиника «не резиновая» – всех пострадавших принять оказались.

Разместили только пожарный караул лейтенанта Владимира Правика – особенно сильно облученных пожарных. 13 человек, жизнь которых стала зависеть от прогрессивной методики американского доктора Гейла – военврача новатора без медицинского образования. Считалось, что им повезло больше, оказалось, наоборот – из тринадцати пожарников смены Правика, уже до 16 мая умерли 11. 

Киндзельский против Гейла

В Московской клинике пожарным, по методике Гейла, пересаживали костный мозг, путем подбора подходящего донора, при этом собственный пораженный костный мозг – умертвляли. Приживется ли донорский – вопрос, сродни гаданию на кофейной гуще? Такую же практику московские коллеги настоятельно рекомендовали внедрять и киевским врачам. Но все эти рекомендации оставались лишь «полезными советами» для человека, который, приняв присягу лекаря, сказал – буду делать всё, что в моих силах.

Тех, кого доставили в Киевский институт радиологии и онкологии, к главному радиологу Украины, Леониду Киндзельскому – лечили иначе. Он четко определил у пациентов характерные признаки острой лучевой болезни. Перспектива для каждого больного стала очевидной – медленная мучительная смерть, сопровождаемая отмиранием клеток крови и внутренних органов, что, по сути – разложение организма при живом пациенте. Дикая и мучительная смерть – так, в наркотическом сне, заживо разлагаясь, один за другим, умирали 11 пациентов в клинической больнице №6 г. Москвы. 

Доктор Киндзельский был мужик с суровым характером. Он поступил иначе и открыто отказался использовать метод московских коллег. В первую очередь подозрение вызвало то, что лечение острой лучевой болезни аналогично лечению острого лейкоза после лучевой терапии.

Было сложно в 1986 году идти в противовес столичным докторам, они по умолчанию считались более квалифицированными, более опытными, более прогрессивными. Леонид Петрович Киндзельский понимал, что в любом раскладе преимущество – за врачами из Москвы, но, тем не менее, настойчиво продолжал диагностировать у пациентов из Чернобыля помимо гамма-облучения, еще альфа и бета облучение.

Он решил практиковать конструктивно иной метод лечения: суть заключалась в том, что подсаживая донорский костный мозг внутривенно, он не допускал полного уничтожения собственного костного мозга пациента. Поэтому, пока длился процесс приживления или отторжения донорского материала, собственные ресурсы человека давали передышку системе кровообращения и она, «отдохнув», сама запускалась в работу.

Было еще одно диаметральное различие в подходе лечения. В Киеве больных «мыли». Нет, не в бане и нет под душем, а внутривенно – монотонно вычищая их кровь до «зеркального блеска». Весь комплекс лечения профессора Киндзельского дал свои результаты – из одиннадцати пожарников той же героической ночной смены лейтенанта Правика, проходивших лечение у Киндзельского – не умер никто. В Москве, в качестве оправдания, тут же заговорили о том, что облучение киевских пациентов было гораздо меньшим, нежели тех, которые лечились в Москве, но и это не подтвердилось. 

Спустя годы, методика американского псевдо-врача Роберта Гейла, была признана скандально ошибочной практикой, преследовавшей цель – ставить эксперименты на людях. Жутко осознавать, что врачи шестой Московской клинической больницы, в погоне за новаторскими методами лечения, несколько подзабыли об одной важной заповеди – не навреди! Во главе угла снова оказался эксперимент и его результаты, только теперь не над «телом реактора», а над живыми людьми. 

А Леонид Петрович Киндзельский, через клинику которого в 1986 году прошли тысячи пациентов, стал тихим героем. Он умер в 1999 году.
Ежегодно на его могиле в день его смерти, 19 апреля, собираются те, кого он спас, не смотря на настойчивые требовали «лечить, как доктор Гейл». Выжившие чернобыльские ликвидаторы и по сей день говорят ему — СПАСИБО.