После взрыва на Чернобыльской атомной электростанции, который произошел в 1986 году, территория площадью в 4 тыс.км2 оказалась в зоне отчуждения. Спустя 33 года после пережитого апокалипсиса Чернобыль возвращается к жизни.
По словам некоторых ученых, он рано или поздно заживет, как обычный город, каким он был до катастрофы. Стоя уже на сухом дне бывшего пруда-охладителя ЧАЭС, своими размышлениями о пережитой катастрофе делиться украинский ученый Геннадий Лаптев.
“…Здесь прошло более половины моей жизни. Мне было всего двадцать пять, когда я впервые приехал сюда, как ликвидатор. Сейчас мне почти шестьдесят. Ликвидаторов тысячами привозили сюда в рамках широкомасштабной и опасной операции после взрыва в 1986 году – самой страшной ядерной катастрофы в истории. Геннадий показывает небольшую платформу, назначение которой – собирать пыль. Дно пруда пересохло еще тогда, когда насосы, которые качают воду из соседней реки, отключили в 2014 году – это спустя четырнадцать лет после закрытия трех уцелевших после взрыва реакторов. Образовавшуюся пыль изучают на радиоактивное заражение, и это лишь небольшая часть многолетних исследований этого огромного заброшенного участка земли. Авария превратила его в гигантскую ядовитую лабораторию, где сотни ученых исследуют проблему восстановления окружающей среды после ядерной катастрофы”.
Эксперимент обернулся трагедией для всей планеты
Справка: 26 апреля 1986 года в 1:23 ночи инженеры ЧАЭС отключили подачу тока к отдельным системам четвертого реактора ЧАЭС, чтобы испытать, как будет работать реактор в случае полной потери питания. Впрочем, инженеры не знали, что реактор уже был нестабилен.
Отключение тока замедлило работу турбин, которые подавали в реактор воду для охлаждения. В меньшем количестве вода стала быстро испаряться, что привело к повышению давления внутри реактора. Когда работники поняли, что происходит, и попытались отключить реактор, было уже слишком поздно. Мощнейший паровой взрыв сорвал крышу реактора, открыв воздуху его радиоактивную зону.
Двое работников погибли сразу. Ветер раздул пожар до такой степени, что тушить его пришлось десять дней. Облака радиоактивного дыма и пыли разнесись по всей Европе. Пока из реактора распространялся смертоносный дым, к нему уже спешили первые ликвидаторы. У 134-х ликвидаторов диагностировали острую лучевую болезнь, 28 из них умерли в течение нескольких последующих месяцев, не менее двадцати – в последующие годы.
Геннадий Лаптев – известный ученый, эколог из Украинского гидрометеорологического института, он начал работать в Чернобыльской зоне через три месяца после эвакуации.
“…Мы ежедневно прилетали сюда на вертолете из Киева и собирали образцы воды и почвы”, – рассказывает Геннадий Лаптев. Тогда у нас была важная задача – установить масштабы заражения, чтобы наметить первые карты зоны отчуждения, – добавляет исследователь.
Зона отчуждения охватывает не только украинскую, но и белорусскую территорию. Имеет площадь более 4тыс.км2 – это больше, чем два Лондона. Жителей всех населенных пунктов в радиусе 30 км от ЧАЭС эвакуировали и переселили, причем без права на возвращение.
Но об окрестностях зоны отчуждения власти быстро забыли и через несколько месяцев после аварии отдельные жители некоторых сел тихонько вернулись домой. В отличие от 30-километровой зоны, которая строго охраняется, на полу заброшенную территорию можно попасть, минуя пропускные пункты. Именно здесь расположены Народичи – поселок городского типа, где проживают более 2500 человек.
На этой официально зараженной территории действуют строгие правила – землю запрещено использовать для выращивания сельскохозяйственных культур и строительства. Впрочем, сегодня эту часть территории не так-то просто разделить на “зараженную” и “чистую”.
Как показывают исследования, последствия Чернобыля сложнее, а местные природные условия порой удивительнее и интереснее, чем можно было бы подумать, читая перечень всего, что официально запрещено в Народичах. Не исключено, что страх перед радиацией вредит населению Народичей больше, чем собственно сама радиация.
В Чернобыле меньше радиации, чем в самолете
За спиной Геннадия видна сама атомная станция. Сияет на солнце новый гигантский стальной саркофаг, которым сейчас накрыт четвертый реактор. Его соорудили над эпицентром катастрофы в 2016 году. Непосредственно под самим куполом подъемные краны на дистанционном управлении разбирают 33-летние радиоактивные руины.
Вместе с Геннадием Лаптевым работает его коллега, британский профессор Джим Смит из Портсмутского университета, он изучает последствия Чернобыльской катастрофы с 1990 года. Джим показывает дозиметр, которым постоянно измеряет уровень радиации – в пыли от ядерного топлива, рассеянном здесь взрывом в 1986 году, продолжают спонтанно распадаться атомы.
Например, во время перелета из Киева дозиметр показал 1,8 микро-зиверта в час, тогда как в непосредственной близости от ЧАЭС он может составить 0,6 – примерно треть того, что человек получает во время полета. Мы живем на радиоактивной планете, объясняет Джим, и везде попадаем под действие естественного радиоактивного излучения.
Оно идет от Солнца, от продуктов, которые мы потребляем, от земной поверхности, – говорит он. Неудивительно, что на высоте 12 км над землей доза выше, ведь там уровень защиты атмосферы минимальный. Да, чернобыльская зона заражена, – объясняет Джим, но если сравнить местный уровень радиации с остальным миром, то видно, что на общем фоне выделяются лишь отдельные” горячие точки “.
Природа везде радиоактивная. Уровень радиации колеблется от страны к стране, от одного места к другому. В большей части зоны отчуждения он меньше, чем в местах с естественной радиоактивностью.
В горячих точках лучше не задерживаться
Границы зоны отчуждения остались прежними, а вот окрестности и пейзажи – изменились до неузнаваемости. Выселили людей – заселилась природа. Дикая растительность посреди заброшенных зданий, фермерских хозяйств и поселков вызывает пост-апокалиптические ощущения.
Ученые постоянно собирают здесь образцы для тех или иных исследований, а также устанавливают камеры и диктофоны, незаметно фиксируют данные о том, какие формы жизни заселяют местность, которую оставили люди, и как на это влияет радиация. Рыжий лес – это одна из тех “горячих точек”, которая на момент аварии в 1986 году, из-за направления ветра “вобрала” в себя максимальное количество радиации.
В лесу дозиметр показывает 35 – почти в 60 раз больше, чем уровень радиации возле бывшего пруда-охладителя. “Здесь лучше не задерживаться”, – говорит Джим Смит. Вместе с коллегами он быстро собирает образцы почвы, делает несколько фотоснимков и спешит обратно к машине.
Кони хорошо приспосабливаются
В заброшенном селе Буряковка – на расстоянии всего 12 км от ЧАЭС – ситуация иная. Команда ученых не спеша осматривает местность. Дозиметр показывает 1,0 – даже меньше, чем во время полета на самолете. Внутри крохотного деревянного домика, который уже немного осыпался, становится очевидной внезапность человеческих потерь.
Пальто, наброшенное на спинку кресла, сейчас покрыто тридцатилетней пылью. Впрочем, оставленные людьми сады и огороды неожиданно стали для диких животных щедрым убежищем, богатым на корм. Многолетние исследования указывают на то, что в заброшенных деревнях фауна процветает больше, чем на других участках зоны. Здесь регулярно встречаются бурые медведи, рыси и дикие кабаны.
Исследовательница из Киевского зоопарка Марина Шквыря годами отслеживает и изучает крупных млекопитающих, которые заселились сюда после того, как ушли люди. Некоторые исследования показывают, что птицы из наиболее зараженных участков по сей день страдают от определенных мутаций в ДНК.
Тем не менее, работы многих ученых, неумолимо свидетельствует о жизни диких форм на большей части зоны отчуждения. Особенно поражает пример чернобыльских волков, говорит Марина Шквыря. “Мы изучали их 15 лет и имеем много информации об их поведении. Чернобыльские волки ближе к природе, чем большинство других волков в Украине.
Под “ближе к природе” нужно понимать, что в их рационе очень мало “человеческой” пищи. Обычно волки держатся вблизи человеческих поселений, – объясняет Марина. – Они едят скот, посевы, порой даже домашних животных”.
Но не тут – в зоне отчуждения им приходится охотиться на диких животных. Чернобыльские волки ловят оленей и даже рыбу. Снимки со скрытых камер также свидетельствуют об их любви к более «изысканной пище»: на фотографиях волки лакомятся плодами из бывших частных садов.
В зоне также есть популяции животных, которые в принципе не должны были там жить, но прижились в ней замечательно. В 1998 году исследовательская группа зоологов выпустила в зону 30 лошадей Пржевальского – вида, находящегося под угрозой исчезновения. Это было сделано для того, чтобы они поедали чрезмерную растительность и тем самым – уменьшали риск лесных пожаров.
Сейчас лошадей около шестидесяти – их табуны рассеялись, как на украинской, так и белорусской территории зоны отчуждения. Их дом – это монгольская степь, поэтому никто не ожидал, что коням Пржевальского так хорошо подойдет лесистая территория с очагами заброшенных поселений.
“Но они очень умело пользуются предоставленными условиями, – объясняет Марина. Мы установили камеры в старых сараях, зданиях и видим, что они прячутся здесь от комаров и жары, иногда они даже спят в помещениях – так они адаптировались к зоне”, – уверяют ученые. Как не задуматься тут над логическим выводом – природа, несмотря на сложнейшие испытания, стремится к самосохранению.