Со дня аварии на Чернобыльской АЭС — крупнейшей техногенной катастрофы ХХ века прошло 34 года. Много воды утекло с тех пор, ЧАЭС – то останавливали, то запускали снова. В декабре 2000-го генерация электроэнергии на ней была окончательно прекращена. С 2014-го стартовала процедура консервации некогда крупнейшего энергетического объекта СССР, которая продлиться не одно десятилетие.
Однако с выводом из строя ЧАЭС жизнь в Зоне отчуждения не остановилась. Более того, сегодня в места советского апокалипсиса приезжают даже делегации иностранных туристов. Открытый экскурсионный доступ в наиболее безопасные объекты Чернобыльской Зоны отчуждения вызвал настоящий туристический бум. В Чернобыль, чтобы увидеть ретроспективу аварии едут практически со всего мира — с Австралии, Индии, Китая. В данном материале авария представлена глазами тех, кто был причастен к ликвидации её последствий.
Что говорят о зоне отчуждения?
«…Я был журналистом, работал в молодежной газете “Молодая гвардия”, – рассказывает журналист Федор Ильюк. Впервые поехал в Чернобыльскую Зону 3 мая 1986-го. Моей целью был репортаж о реальных событиях произошедшего на ЧАЭС, освещение масштабов, которых не понимал никто. Мы с моим коллегой из газеты “Комсомольское знамя” поселились в гостинице на окраине Припяти, со стороны электростанции. До сих пор помню красоту города — высотные дома, удачная планировка без тупиков и закоулков. В городе много цветов — просто море цветов, особенно роз, высаженных вдоль городских тротуаров. Город в окружении леса, рядом река. Мне очень жаль Припять…
На интервью в эпицентре взрыва не было ни времени, ни возможности — пускали туда избранных. Нам было разрешено брать интервью у ликвидаторов в лагере “Сказка”, где они жили. Ещё мы брали интервью в Киеве, в Институте рака, где облученных ликвидаторов готовили к пересадке костного мозга. Писали мы обо всём, что происходило в Зоне — готовили репортажи о пожарных, о шахтерах. Рассказывали об эвакуированных людях, о медиках, о многих, кто боролся с невидимым врагом – радиацией. Но в первую очередь в наши обязанности входило освещать позицию коммунистической власти в лучшем свете»…
Я прошел Афган — вижу всех этих людей насквозь
«26 апреля 1986-го была моя очередная смена, – рассказывает Михаил Вертушков, полковник в отставке, ликвидатор. Ничто не предвещало беду, и вдруг ночью – телефонограмма с тревожным сообщением. По тревоге 427 батальон полка Гражданской Обороны уехал в район Чернобыля. На мой вопрос, что там произошло, мне ответили — что-то горит на атомной электростанции. Природа аварии, масштаб пожара — ничего известно не было, абсолютно никакой информации! Заместитель командира военного округа приказал узнать хоть малейшую сводку о случившемся! Но информации не было ни через час, ни через два, ни через пять. Представление о серьезности катастрофы появились только через 3-4 дня.
Воины Киевского военного округа самыми первыми оказались в 30-ти километровой зоне. За ними прибыли служащие Прибалтийского, Московского, Ленинградского, Приволжского, Уральского, Прикарпатского, Одесского, Белорусского, Забайкальского военных округов СССР. Всего в Припять в первые дни, и даже часы, после аварии прибыли представители 45 военных частей. 20 мая в составе оперативной группы меня отправили исследовать морально-психологическую устойчивость личного состава. Был я и в бункере, и в Чернобыле, и в самой Припяти, и во многих воинских частях. Мало того, я вырос на Урале, в 2 километрах от химкомбината “Маяк”. Кыштымский взрыв, который произошел 29 сентября 1957-го, по радиоактивности был не на много меньше Чернобыльского. Взрыв на «Маяке» дал мне такой опыт, который на ЧАЭС был у немногих.
Помню главного санитарного врача Киевского военного округа Владимира Пашковича, как и я, прошедшего Афганистан. Он контролировал отправку солдат, сержантов и офицеров, отправляющихся на 30 секунд на крышу разрушенного реактора. В их задачу входило сбрасывание радиоактивного графита с крыши энергоблока — настоящие смертники. Когда корреспонденты его спросили, не было ли отказов среди юношей, он ответил: “Я прошел Афган, и вижу этих людей насквозь. Здесь люди одного социального слоя, среди них нет трусов или предателей»….
Я не ликвидатор, но служил в Афганистане — понимаю, как может болеть душа солдата
«….Мне до сих пор тяжело вспоминать те времена. 1986 год — масштабный взрыв на ЧАЭС разделил жизнь на два фронта. Я не был ликвидатором, я – музыкант, поддерживал чернобыльцев песнями, — вспоминает Вячеслав Кукоба, композитор, певец. Первый раз мы приехали в Зону в мае 1986-го с воинами-афганцами. Я как раз возвращался из командировки в Афганистан, когда мне сообщили о трагедии на ЧАЭС. Собрал ребят, которые хотели поехать и могли помочь, чем смогут. Я не ликвидатор, но служил в Афганистане и понимаю, как может болеть душа солдата.
Попасть в зону было невозможно, мы ходили по пропускной системе в сопровождении военных. К реактору не подходили – это была запрещенная территория. Нашей миссией было утешить, поддержать ребят, дать надежду. Мы пели для них афганские военные песни — о дружбе, о родных, о Родине. С репертуаром не надо было изобретать велосипед — людям просто хотелось отдохнуть. Ребята в песнях искали защиты, истины, возможности на мгновение вернуться в обычную жизнь. В жизнь, где не было потерь и огня — помогали юмор, шутки, смех, песни.
Я помню людей, отчаянно выполнявших свою работу — не жалея себя, они подвергали свою жизнь опасности. В это время обычные граждане жили спокойно и многие вообще не понимали, что происходит. Прямо или косвенно, но радиация повлияла на всех, даже если человек не был на месте катастрофы. Тогда в 1986-м радиация дышала нам прямо в лицо, сейчас она дышит в спину.
После первых концертов на ЧАЭС мы создали специальную агитационную бригаду, назвали её – «Ассоциация – Афганцы Чернобыля». В Ассоциацию присоединились ребята, прошедшие горячие точки Афганистана, которые затем отправились в Чернобыль. Это люди, за плечами которых был опыт работы и несения службы в критических ситуациях. В неё вошли, например летчики, которые, с самолета тушили бушующий реактор — наши афганские соколы. Строители, водители, медики, музыканты также вошли в Ассоциацию. В общей сложности с концертами Чернобыле я был около 10 раз, Чернобыль — уже часть меня»…