26 апреля 1986 года в Чернобыле произошла крупнейшая техногенная авария в истории человечества. Взорвался четвертый реактор Чернобыльской АЭС. Суммарная радиация изотопов, выброшенных в воздух, составила 50 миллионов кюри — смертельная доза для всего живого на земле. От взрыва и при тушении пожара, длившегося около 10 дней, погиб 31 человек, более 200 были госпитализированы. По неофициальной статистике, в Украине умерло не менее 15 тысяч человек, поражённых лучевой болезнью различной степени тяжести.
Ценой многочисленных жертв этот трагический лист календаря в украинской истории удалось перевернуть. Но воспоминания о техногенной трагедии до сих пор не оставляют тех, кто имел к ней непосредственное отношение. Среди них — бывшая заведующая аптекой медицинской службы Львовского полка Национальной гвардии Надежда Захарко. Весной 1986 года, будучи санинструктором стрелковой роты 10-го мотострелкового полка МВД СССР она спасала жизни пожарников и ликвидаторов.
Военный санинструктор вспоминает о ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС:
«В понедельник, 28 апреля 1986 года, – говорит Надежда Захарко, – на плацу нашей части проходил обычный развод на занятия. Его прервал доклад дежурного по части — очень коротко объявили о случившейся аварии на ЧАЭС. Примерно в полдень весь полк двумя эшелонами был отправлен на место катастрофы. Никто не знал, что на самом деле произошло и что нас ждет. Большинству солдат казалось, что это – очередные учения. В части осталась только дежурная служба и работники обслуживания.
Я, санинструктор 4 стрелковой роты, ждала, что нас тоже бросят в водоворот событий. И действительно, 8 мая я, моя коллега санинструктор Оксана Бодлак и другие медики отправились для оказания помощи личному составу. Мы не знали, чего ждать, поэтому считали, что все обойдется ожогами и травмами, характерными для аварии. Но уж точно не тем, с чем нам пришлось столкнуться в реальной жизни.
Тишина и неуместно заколоченные накрест окна
Первое, что увидела—опустевшая Припять и такие же опустевшие села, находившиеся в пригороде. На улицах – жара и подозрительная тишина. Не слышно детских голосов, пенья птиц. Напоминало сцену спектакля, который еще не начался: есть декорации, но нет актеров. Буйство цветущих садов, веселые фасады домов, и так неуместно заколоченные накрест окна…
Личный состав нашей части расположили в палатках в глубине полесских лесов. Солдаты сразу начали жаловаться на привкус металла во рту, тошноту, слабость, отсутствие аппетита и головную боль. Им казалось, что их одежда прирастает к коже. Начальник медицинской службы нашего полка капитан Александр Скакун не знал, от чего лечить, а главное – чем? Несмотря на строгое соблюдение санитарных норм, солдаты страдали от сильнейшего расстройства желудка и шелушения кожи…
Меня и Оксану Бодлак прикомандировали к воинской части 3217 города Киева. Вместе с врачом-терапевтом Коваликом С.А. мы объезжали ближайшие к Чернобылю села — Максимовичи, Дитятки, Россоха, Иванково. Участвовали в процессе эвакуации сельских детей из 30км чернобыльской зоны. Были и в самом Чернобыле, точнее – в пионерском лагере «Сказочный», где разместились наши военнослужащие. Тяжело было видеть грустные глаза эвакуированных детей, буквально пронизанные немым криком о помощи. Даже мужчины не могли на это смотреть. Военные мужчины! Но они должны были придерживаться приказа и поддерживать порядок при эвакуации, несмотря на эмоции.
…Я жаждала жить, жить, несмотря ни на что, жить так, как никто не жил. Просто жить….
Нашим заданием в составе выездной бригады был сбор и анализ крови на наличие белых кровяных телец. Особое внимание мы уделяли тем, у кого была симптоматика острой лучевой болезни. У некоторых военных был выявлен уровень радиоактивного поражения более 25 бэр — мы думали, что это допустимая норма. Лишь гораздо позже, где-то в июле, узнали, что она – практически смертельна. Главная проблема заключалась в том, что мы до конца ничего не знали. Это держало в еще большем напряжении…
В радиационном отделении Центрального военного госпиталя г. Киева лежали те, кто был в самом эпицентре катастрофы. Мы оказывали помощь пожарным, которые тушили четвертый энергоблок ЧАЭС — их называли «белыми смертниками». Как стало известно позже, никто из них не выжил. Глядя на них, я жаждала жить. Жить, несмотря ни на что, жить так, как никто не жил. Просто жить…».
…Двадцать четыре года прошло с тех ужасных дней. Надежда Мироновна старается не вспоминать Чернобыль, но болезни напоминают о нем. Первая операция по удалению кисты щитовидной железы прошла успешно 28 августа 1986 года. С того времени каждые два-три года эта хрупкая женщина ложится в госпиталь с каким-то осложнением. Но школа жизни, опыт, стремление жить, которые она приобрела в эпицентре радиационного бедствия, не дают ей сломаться.