26 апреля 1986-го на часах пульта управления 4-м энергоблоком ЧАЭС время застыло на отметке 01:00:25. Последующие два дня прошли в схватке пожарных с огнем, охватившим ЧАЭС после взрыва реактора. Два дня, гонимые ветром радиоактивные облака, разносили изотопы урана, плутония, цезия, стронция по всему миру. Два дня жители прилегающих к ЧАЭС населенных пунктов дышали радиоактивными нуклидами полной грудью. За эти два дня погибли люди, появились первые жертвы острой лучевой болезни. И только утром 28 апреля председатель УКГБ Украины Степан Муха прибыл в ЦККПУ.
На стол Первому секретарю ЦК Украины Щербицкому главный КГБист Украины положил служебную докладную. В ней шла речь об обстоятельствах аварии на Чернобыльской АЭС. В частности он информировал о повышенном уровне радиации, возникшем после аварии. На третьем и четвертом энергоблоках ЧАЭС радиационный фон составлял 1000-2600 микрорентген. При этом он подчеркнул, что безопасными для здоровья считаются 20-30 микрорентген в час.
Колоссальная разница радиационных показателей не давала покоя Первому секретарю. Накладывая резолюцию на докладную записку председателя УКГБ, Щербицкий написал: «Что это означает?» Эти три слова, спустя годы, станут нарицательными и дадут почву любителям слагать колкие политические анекдоты.
Действительно, эти три слова говорят о многом. С момента аварии на ЧАЭС прошло целых два дня. Все это время человек с наивысшими республиканскими полномочиями оставался в неведении об уровне радиационной угрозы. Мог ли он принимать адекватные управленческие решения? Вопрос дискуссионный. В служебной записке Степана Мухи не было речи о необходимости немедленного информирования населения. Наоборот. Было отмечено, что «осуществляются мероприятия по недопущению распространения панических слухов и тенденциозной дезинформации».
Любое распространение сведений об аварии КГБ трактовало как «клевета на советскую систему». За этим строго следили, виновников подобных заявлений отслеживали и предъявляли соответствующее наказание. КГБ со своей стороны организовал контроль исходящей корреспонденции, ограничил выход абонентов на международные линии связи.
КГБ боролся с нежелательным медицинским диагнозом
В тесной взаимосвязи с КГБ работало Министерство Здравоохранения СССР. Ведомство получило секретный приказ о специфических рекомендациях в отношении диагностирования признаков различных ионизирующих облучений. Так острая лучевая болезнь превратилась в «вегето-сосудистую дистонию», «сердечную недостаточность», «хронический бронхит» и другие.
Однако не все медики шли на сделку с собственной совестью. Секретные документы сохранили имена честных медиков. Например, в одном из донесений информатора КГБ говорится о главном враче одной из областных клиник. «Доктор Клименко считает, что ложный диагноз помешает диагностике и лечению больных, решению вопросов их инвалидности. Персоналу больницы он неоднозначно дает понять о недопустимости побочной диагностики при клинических признаках радиоактивного облучения».
Официально об аварии на Чернобыльской атомной электростанции граждане СССР узнали только 28 апреля в 21:00. Спустя почти трое суток после катастрофы о ней сообщили в единственной информационной программе «Время». В сообщении говорилось, что «Произошла авария, которая привела к повреждению одного из реакторов. Осуществляются мероприятия по ликвидации её последствий. Пострадавшим оказывается помощь. Создана государственная комиссия ». Вряд ли из этих слов люди поняли, что на самом деле произошло в Чернобыле. Они также не поняли, что необходимо предпринять, чтобы защитить от радиации себя и своих детей.
Вынужденная «переквалификация» сотрудников КГБ
СССР не стремился заручиться помощью Запада для ликвидации последствий техногенной катастрофы. Более того, советское руководство пыталось всячески скрыть от мира масштабы Чернобыльской аварии. Москва направила в Киев специальную методичку, которая содержала разъяснения, что следует говорить об аварии иностранцам. Были рекомендации подчеркивать, что суммарные атомные аварии на Западе имели более негативные последствия, чем Чернобыль. В качестве причин трагедии следовало указывать пресловутый человеческий фактор, а не технологические просчеты ученых, конструкторов.
Много хлопот доставляли КГБ представители международных средств массовой информации. Чтобы их взгляды совпадали с официальной версией причин аварии, многие журналисты брались «под колпак КГБ». Для формирования среди них «правильных выводов» комитетчикам приходилось в буквальном смысле переквалифицироваться. Они виртуозно играли роль «случайных прохожих», у которых ничего не подозревающие журналисты брали интервью.
Дружины КГБ мастерски изображали «массовку» на железнодорожных вокзалах, давали «правильный комментарий» для французских журналистов. Облачившись в железнодорожников, те же актеры массовых сцен позже вступали в дискуссию со шведскими телевизионщиками. Агенты КГБ становились «случайными прохожими», «независимыми экспертами в энергетической отрасли», «борцами за экологию», «свободолюбивыми поэтами». Они в унисон рассказывали заученные наизусть хвалебные оды в адрес советских достижений науки и техники.
Агенты-актёры критиковали провокаторов, которые Чернобыльскую аварию позиционировали с проблемами в советском обществе. Аварию на ЧАЭС они трактовали как неприятное обстоятельство, из которого советский народ достойно выйдет победителем. Европейским журналистам ничего не оставалось, кроме как согласиться с «объективным мнением граждан СССР». Французские корреспонденты выступили с критикой публикации в некоторых американских СМИ тенденциозных материалов о Чернобыльской аварии.
Чернобыльский Первомай — плановая операция комитета госбезопасности
Стратегически важной операцией по дезинформации было обязательное проведение первомайского парада в Киеве в 1986 году. Насколько он был «безопасным» для участников, свидетельствует докладная записка КГБ. «На период подготовки демонстрации 1 мая ученикам киевских школ были выданы тренировочные костюмы. В них обязали всех участников репетировать программу. Одежда собрала на себе высокий радиационный фон. После завершения представлений, школы срочно избавлялись от костюмов. Во дворцы пионеров их возвращали с пометкой: «необходима дезактивация».
Иностранные журналисты, наблюдая за тренировками, описывали «праздничный дух советских граждан и веселье киевлян». Масштабы официальной лжи были настолько большими, что журналистов, пропагандистов, агентов КГБ впоследствии пришлось немного сдерживать. Порой чрезмерно патриотичным был их «излишний оптимизм в оценке ближайших перспектив».
Агенты КГБ склоняли подсудимых к «правильным показаниям»
Серьезной задачей для КГБ было сопровождение судебных заседаний в отношении обвинения руководства ЧАЭС в аварии. Судебный процесс над Виктором Брюхановым, Николаем Фоминым и Анатолием Дятловым начался в июле 1987 года. Каждому обвиняемому в камеру Ивановского СИЗО подсадили агентов КГБ. Их обязали доносить о настроениях и намерениях подсудимых, склонять их к приемлемым для власти показаниям.
В архивных документах существуют многочисленные отчеты таких агентов. «Брюханов считает, что в аварии виноват главный инженер ЧАЭС. На амнистию он не надеется». «Фомин считает, что вина Брюханова велика, и он всю ее пытается свалить на него. «Дятлов заявил, что своей вины в аварии не видит, он считает, что виновато устаревшее оборудование. Он убежден, что к ответственности следует привлечь заместителя главного инженера. Свою вину видит только в том, что сотрудников вовремя не эвакуировали со станции. По этой причине многие из них получили высокую дозу радиационного облучения». «Агент «Вова» убеждал Дятлова отказаться использовать в своем выступлении данные, порочащие атомную энергетическую программу СССР».
Следило КГБ и за ситуацией в Чернобыльской Зоне после аварии. Среди архивных документов существуют записки, датированные маем-июнем 1986 года. «Дозиметрические приборы, используемые штабами Гражданской Обороны, не выверены. Это приводит к разнице в показателях. Имеют место факты выдачи для работы неисправных приборов». «Командир одной из частей за 40 рублей продавал справки об участии в ликвидации последствий аварии».
Экологические протесты украинцев приблизили развал Советского Союза
На первую годовщину аварии киевские чернобыльцы планировали собраться на митинг в центре столицы. Они были недовольны размером компенсаций, лживыми медицинскими диагнозами, и тому подобное. Однако намеченная акция не состоялась. 27 апреля 1987 года Щербицкий получил докладную КГБ о проведение «разъяснительной работы среди потенциальных митингующих».
Комитет госбезопасности декларировал о достижениях в своей работе. «Управлением УКГБ были проведены мероприятия, оказывающие сдерживающее влияние на инспираторов и подстрекателей групповых действий. Каких-либо негативных проявлений в Киеве и других городах республики допущено не было».
Однако вскоре предупредительные меры комитетчиков уже не смогли сдерживать желание народа выходить на протестные акции. Волна антиправительственных демонстраций, приуроченных к очередной годовщине Чернобыльской катастрофы, стала нормой для большинства городов Украины. Со временем экологические транспаранты и призывы «Каждому — персональный дозиметр» сменились антисоветскими политическими лозунгами. Нежелание жить во лжи и диктатуре, стремление обезопасить свои семьи заставило людей выйти на улицы. Так, первые украинские несанкционированные экологические протесты приблизили развал Советского Союза.