Мы ничего не рассказываем, не сочиняем и не приписываем. Мы даём волю воспоминаниям непосредственных бойцов «чернобыльской войны»: воспоминаниям не пафосным, и когда-то даже запрещенным…
Владимир Корнейчук – в день аварии возглавлял УВД Киевской области, генерал-лейтенант милиции в отставке:
«…Большинство чиновников в первые минуты после получения сообщения об аварии были шокированы, пережил шок и я. Единственным целесообразным решением был немедленный вызов пожарных из районных подразделений для укрощения стихии, вышедшей из-под контроля. Утром по нашей инициативе по радио несколько раз прозвучало объявление об эвакуации. К каждому дому подъехали автобусы с милиционерами и представителями горисполкома. После выхода граждан они, как говорится «свежим глазом» проверяли, все ли бытовые приборы выключены, перекрыт ли газ, вода…
Все подъезды закрыли на амбарные замки, заблокировали охранной сигнализацией и вывели на пульт централизованной охраны милиции. Убеждён, что эвакуация Припяти за считанные часы и консервация города за несколько дней является образцом мужества и героизма в первую очередь — милиционеров.
Это было тяжелое для милиции время, и особенно нелегкой была задача эвакуации сельских жителей — селяне ни за что не хотели оставлять нажитое своим трудом. На машины загружали не только вещи и домашний инвентарь, но и скот, сено, солому. Что тут скажешь – это была их собственность.
Пришлось хорошо поработать, чтобы прекратить мародерство. Было задержано немало любителей легкой наживы, которые не стеснялись лазить в квартиры, забирая все – ложки, постель и даже радиаторы.
Случались и казусы. На одном из заседаний правительственной комиссии заместитель председателя Совмина СССР Борис Щербина отозвал меня из зала и приказал прекратить подачу бетоновозов в Припять.
Сказал и, видимо, забыл, потому что спустя три часа, получив жалобу от спасателей, вновь созвал заседание и гневно спросил: – Какой дурак распорядился прекратить подачу бетоновозов? Я встал и ответил: «Вы». В зале разразился хохот — так присутствующие снимали напряжение дня. После совещания я подошел к Щербине и извинился за непроизвольную шутку.
…Нельзя не упомянуть и о потерянном времени и излишне растраченной силе, что в те горячие дни стоило многим здоровья и жизни. Мы не знали точного количества людей, которые проживали на загрязненной территории, сколько из них жили в квартирах, домах, общежитиях.
Ничего не было известно о количестве частного и государственного транспорта, объектов народного хозяйства, их материальной ценности. Не было реальных планов эвакуации населения и предприятий. Не хватало респираторов, защитных масок, дозиметров, накопителей вообще не было.
95% личного состава сотрудников органов внутренних дел Киевской области было задействовано за все время ликвидации последствий чернобыльской катастрофы
Узнать, что случилось и подробно доложить
Тамара Бурдыко – в ночь катастрофы возглавляла следственное отделение Припятской милиции, полковник милиции в отставке:
«…Наступило утро. В горотдел приехал разгневанный прокурор Припяти, недовольный тем, что на ЧАЭС не выехала оперативная группа следователей, которая должна была зафиксировать, что именно случилось с реактором, а потом подробно доложить ему письменно. Особенно набросился конкретно на меня, обвиняя в халатности. Конечно, он был прав — мы всегда выезжали на место происшествий или преступлений. Но извините! Это был не случай, а катастрофа, связанная с неконтролируемой утечкой радиоактивных веществ! Если он такой умный, то почему не позаботился об обеспечении милиции хотя бы несколькими свинцовыми средствами индивидуальной защиты, и чтобы в опергруппу включили хотя бы одного дозиметриста или специалиста по АЭС? Что мы, неподготовленные к радиоактивной атаке милиционеры, смогли бы установить среди раскаленных графитовых обломков — даже ценой своей жизни? Все это я сказала в глаза прокурору. Тот покраснел, но промолчал, а потом тихо вышел, но больше никогда об этом разговоре не вспоминал».
Борислав Андриевский – на момент катастрофы на ЧАЭС руководил Полесской милицией, полковник милиции в отставке:
«В посёлок Вильча эшелонами прибывал груз для атомной станции, далее его перевозили грузовики. В воздухе – сплошная завеса радиоактивной пыли, которая частично оседала только за полночь — этой пылью мы все дышали. Откровенно, это напоминало 1941-й год — вся Полесская земля стонала!
1 мая на улицах Полесского организовали торговлю спиртным — пошел слух, что оно защищает от радиации. Тем временем прибыл эшелон со слитками свинца, который надо было срочно перевезти в Чернобыль, для чего выделили сто КамАЗов. Этот свинец вертолеты должны были сбросить в жерло реактора. И вот старший инспектор ГАИ Николай Троценко докладывает: все водители грузовиков вдребезги пьяные.
Что делать — срывать поставку? Я подумал и приказал ГАИшникам — внимательнее следить за дорогой, но шоферов на КамАЗах не трогать. Потом разберемся… Свинец перевезли за сутки, за это время произошло лишь одно ДТП, но обошлось без жертв. Конечно, потом ввели «сухой» закон, но он привел к резкому росту производства самогона: трехлитровая банка стоила 100 рублей — фактически, размер средней зарплаты в стране!»
Где вы теперь, ребята?
Виталий Розенко – в 1986 году руководил штабом МВД Украины, в отставку ушел с должности судьи Конституционного суда в звании генерал-полковника милиции:
«…Летом 1986-го председатель правительственной комиссии Борис Щербина поставил перед пожарной службой задачу – сбросить с площадки вентиляционной трубы фрагменты разрушенного реактора, которые излучали мощную радиацию, усложняя завершение монтажа кровли саркофага. МВД сформировало группу из числа курсантов Харьковского и Черкасского пожарно-технических училищ. Эти юноши – мастера пожарно-прикладного спорта – смело преодолели высоту и «вручную» выполнили уникальную, крайне опасную операцию. Они не были ни добровольцами, ни наемниками, а были отважными, самоотверженными профессионалами, настоящими патриотами своей Родины. Где вы теперь, ребята?».
Мария Бузарова – работала начальником инспекции по делам несовершеннолетних Чернобыльского РОВД, майор милиции в отставке:
«…Нам выдали рабочую одежду, мы называли его «робой»: куртка, брюки, кепка, высокие шнурованные ботинки и «лепесток», что висел на шее, и которым мы закрывали лица лишь иногда – во время проверок. Срок службы лепестка – считанные часы, а выдавали один на несколько недель. Брюки доставали до подмышек, и я пришила хомут, прикрепила через плечо, чтобы не спадали. Куртка до колен, ботинки 42 размера, а у меня 34-й. По лестнице могла подниматься только спиной вперед, ибо ботинки были наполовину пустыми. Два дня так мучилась, потому что не могла ног поднять, так они болели. Потом надела джинсы, милицейскую рубашку и босоножки. Так и проходила все лето».
Николай Джига – в апреле 1986-го руководил Вышгородской милицией, генерал-полковник милиции в отставке:
« …Как только прибыли в Чернобыль, встала проблема обеспечения местом для ночлега. Неожиданным оказалось то, что самым чистым местом был изолятор временного содержания, мощные стены которого защитили это помещение от радиации. Пришлось работникам милиции, вымыв и упорядочив комнаты, спать на нарах…».
Проклятый мост
Владимир Володин – 33 года назад был заместителем начальника УВД Киевской области, в отставку ушел с должности руководителя милицейского главка региона в звании генерал-лейтенанта:
«…Большинство припятчан, учитывая прекрасную погоду, разъехались на субботу-воскресенье отдыхать по солнечным полянам, многие с детками….Сколько раз я внутренне порывался остановить их, объявить о высоком уровне радиации, посоветовать не покидать дома, а лучше — прочь бежать отсюда. К сожалению, это делать было запрещено. Без решения госкомиссии это квалифицировали бы как «подстрекательство населения к панике». По этой причине в городе отключили телефонную связь.
…Эвакуация началась только в понедельник утром. Еще сонных людей милиция поднимала с кроватей, коротко, но терпеливо объясняла, почему необходимо немедленно покинуть квартиры: в связи с аварией, для дезактивации, всего на несколько суток. Почему так? Этого никто из правоохранителей не знал. Такой была установка госкомиссии.
…На проклятом припятском мосту встретил знакомого – начальника Иванковского ГАИ, майора Мельниченко. Здоровый молодой мужчина сам регулировал движение, искренне смеялся из-за радиационного переполоха и, честно говоря, посеял во мне сомнение по поводу серьезности опасности. Вскоре я узнал, что он умер. Именно потому, что долго простоял на том проклятом мосту.
Игорь Бурцев – на момент Чернобыльской катастрофы заместитель начальника областного УВД, полковник внутренней службы в отставке:
«…Помню 5 мая, когда эвакуировали население Чернобыльского района и городок опустел, водитель авто, на котором я ездил, старшина милиции Г. Святенко пришел и рассказал, что на городской заправке нет оператора, бензином заправляются все подряд. Пришлось срочно ставить милицейский пост, чтобы избежать непредвиденной аварийной ситуации. Вечером прекратили подачу электроэнергии, город погрузился в темноту, и только над Припятью стояло зарево».
Анатолий Кацюба – в момент аварии на ЧАЭС был заместителем начальника отдела кадров УВД, в отставку вышел в звании генерал-майора милиции:
«…Если бы в первые часы после аварии жители Припяти и ликвидаторы приняли препараты йодистого калия и кальция, то на 90 % защитили бы организм от проникновения радиоактивного йода. В то же время, как стало известно позже, эти препараты так и пролежали забытыми на складах ЧАЭС.
…Помню, что 6 мая облисполком принял распоряжение относительно обязательного отстрела кошек и собак. Это было отвратительное, но необходимое решение— животные разносили радиацию. По состоянию на 26 мая специально созданными группами из числа охотников был осуществлен отстрел почти 12 тысяч собак и кошек…».
Георгий Зозуля – возглавлял Управление вневедомственной охраны Киевской области, полковник милиции в отставке:
«…После эвакуации жителей Припяти и Чернобыля, в городах осталось множество объектов, где хранились драгоценности, оружие, наркотические средства, деньги, архивы. 6 и 7 мая из аптек Припяти вывезли ядовитые и наркотические вещества, из магазинов – переданы на хранение в Бородянский универмаг золото и ювелирные изделия…»
Бунт на борту АН-24
Анатолий Коруля – с 1986-го и до выхода на пенсию руководил медицинской службой милицейского главка Киевской области, полковник внутренней службы в отставке:
«Ночью 27 апреля, вместе с начальником Бориспольского райотдела и военными аэродрома прибыли к самолету Ан-24, который должен был лететь в Москву. После размещения на борту смертельно облученных пожарных случился неприятный инцидент: экипаж из пяти московских военных пилотов отказался доставлять пострадавших в столицу, мотивируя это высоким уровнем радиации в салоне самолета. У заместителя председателя Припятского горисполкома и майора Конопольского не оставалось другого выхода, как объяснить трусам, что, поскольку отказ от спасения героев-ликвидаторов неизбежно приведет к их смерти, то действия экипажа самолета будут расценены, как пособничество гибели этих людей — их задержат и отправят в изолятор временного содержания. На летчиков такой аргумент подействовал мгновенно – они «охотно согласились» исполнить свой гражданский долг. Помню, как на руках заносил на борт лайнера изувеченное тело 28-летнего парня — изуродованное облучением молодое лицо было словно неживое, лишь его пересохшие губы едва шептали: «Мама…».
Проблема нехватки сменной одежды иногда приводила к забавным случаям. В первый день работы санпропускника все милиционеры на выходе из зоны проходили дезактивацию, форма была очень «грязной», и, конечно, подлежала уничтожению. Ее конфисковали, а на замену многим ничего не выдали, потому что одежды не хватало.
После разговора по телефону с заместителем начальника УВД Иваном Штанько решили взять одежду на складах СИЗО, где её было достаточно. Впоследствии привезли для переодевания… «робы» осужденных. В них ребята находились, пока служба обеспечения готовила для командированных сменную форму.
Задачи поставлены ребром — не убежать, не спрятаться
Иван Коцюра – в день аварии на ЧАЭС был заместителем начальника Управления пожарной охраны Киевской области, полковник внутренней службы в запасе:
«…26 апреля на заседании Правительственной комиссии, ее председатель Борис Щербина говорит мне: «Видишь – горит реактор? Иди и организовывай его тушение…». Задачи поставлены, как говорится, ребром — не убежать, не спрятаться за спинами других. И нет возможности объяснить комиссии, что здесь случай исключительный: «тушение» ядерного топлива при температуре + 1300 градусов может повлечь за собой еще большую трагедию от взрыва – распад воды на водород и кислород. Никто не хотел быть крайним, но кто-то должен был им стать. В тот момент, Щербина нахмурился, глядя, что я колеблюсь, тогда я резко встал и выпалил: «Давайте дозиметриста!».
Щербина отдал соответствующую команду, и я выскочил из кабинета.
Тогда приходилось принимать очень нестандартные и рискованные решения. Действовали на грани фола, даже сейчас, когда вспоминаю, на что шел, и к чему это могло привести — сердце неистово стучит …До сих пор горжусь, что уже в семь утра, спустя пять часов после взрыва, я выставил пост с пожарной машиной на дороге к ЧАЭС, чтобы перекрыть всем любознательным путь к неминуемой смерти. Тогда в округе излучение достигало 500 бэр …
Потом было еще жарче — сотни правоохранителей бросили в омут беды. Но я этого не видел — 28 апреля меня, бесчувственного, секретарь парткома УВД М. Пилипчук отвез в госпиталь МВД Украины … ».
Это лишь немногие воспоминания героев-ликвидаторов, среди которых инженеры, врачи, ученые, военные, лесоводы, транспортники. Мы благодарны вам, мужественные и бесстрашные герои…