В чем, с Вашей точки зрения, заключается вызов Чернобыля? Какой Ваш личный опыт переживания и осмысления Чернобыля? Что поразило Вас тогда, в 1986-м году? Что помните и чувствуете сегодня, в 2020-м году? Каковы уроки Чернобыля, чему они научили?
Ответы на эти вопросы мы нашли в воспоминаниях философа, профессора Виктора Ароновича Малахова:
«…Для моего поколения Чернобыль – трагедия, в которой атомным огнем поставлена печать преступления. Когда взорвался реактор на ЧАЭС, дочке шел девятый месяц, племяннице вскоре должно было исполниться пять лет — родительской тревоги той эпохи мы познали сполна. У нас были знакомые-физики, они более-менее знакомы с ситуацией: в первые дни, когда чернобыльский ветер дул не в нашу сторону, они позволяли нам выходить с детьми на свежий воздух. И вот 30 апреля, где-то в полдень, бежит к нашему уютному тенистому убежищу в Ботаническом саду запыхавшийся знакомец и, размахивая руками, кричит немедленно забирать детей домой.
Это был замечательный весенний предпраздничный день, люди радовались длинной череде предстоящих выходных и смотрели на нас в смятении, как на чудаков. Дома мы «сели на телефон» и, напуганные, принялись предупреждать знакомых, но мало кто нам верил. Причин для испуга у нас было достаточно еще из-за того, что под первым впечатлением беды, мы сгоряча перепутали микрорентгены с миллирентгенами, затем несколько часов жили в предчувствии неминуемой лучевой болезни.
Апокалипсис в душе
Те несколько часов навсегда врезались в память: цветущая весна, ощущение начала праздника на улице — и апокалипсис в душе. В последующие дни поражали ложь и замалчивание очевидных фактов со стороны тогдашней власти и ее каналов информации. Первое, что мы узнали о Чернобыле — коротенькое сообщения ТАСС, в котором говорилось ни о масштабах трагедии, а о том, что ни один иностранный гражданин не пострадал.
Телевидение угощало население мажорными первомайскими репортажами, демонстрировало улыбающиеся лица рыбаков, садоводов и дачников, которые, уезжая на природу, уверяли, что «не верят» ни в какую радиацию, а верят исключительно советской науке.
Когда моя жена позвонила в поисках правды в приемную ЦК КПУ, ей металлическим голосом ответили, что ничего особенного не случилось и посоветовали не сеять панику. Естественно, что сознательное укрывательство реального положения вещей подпитывало недоверие к любой неконкретной информации, настраивало людей на самые худшие предостережения, порождало необузданный ужас. И это само по себе было опасно и плохо. Среди ближайшего круга своих знакомых я знаю людей, судьбы которых были сломаны поспешным «бегством от реактора».
Нашу семью в этом плане спасли, во-первых, упомянутые друзья-физики, во-вторых, — то, что в нашем распоряжении время от времени оказывался дозиметр, и мы могли получать хоть какую-то, пусть очень ограниченную, но конкретную и определенную информацию. Сейчас уже трудно представить, насколько это важно было тогда, в том числе в морально-психологическом смысле. На основании таких сведений мы могли решать, в частности, что и как надо чистить в доме, какие вещи из того что «светилось», следует вообще выбросить, когда и куда везти детей, чем кормить и тому подобное.
Уверен, что с момента аварии, такую информацию вполне возможно было довести до сведения граждан. Как в частности и сведения относительно реальной дозы радиации, и как предотвратить проникновение в организм радиоактивного йода. Ничего особо хитрого или подрывного в такой информации не было, а здоровье и жизнь она могла бы сохранить многим. Но нас кормили молчанием, которое звенело пренебрежением к людям.
Взгляд из Украины — обреченность Союза была очевидной
Фатальность опыта Чернобыля не в последнюю очередь состоит, в том, что на заре пост брежневских сдвигов, когда постепенно вырисовывались возможные перспективы эволюции всей страны, этот опыт с «предельной доходчивостью» показал полное безразличие советского режима к человеческой судьбе и человеческим переживаниям.
Я убежден, что для многих моих соотечественников именно Чернобыль оказался своеобразной последней каплей, переполнившей чашу многолетнего терпения — событием, после которого надеяться на развитие гуманистических и демократических начал в «формате» СССР — оказалось уже невозможным.
Именно после Чернобыля обреченность Союза, глядя из Украины, становится очевидной. Говорю об этом с горечью: мне до сих пор кажется, что в виде Советского Союза история предоставила нам чрезвычайно важный, ничем не заменимый шанс — теперь этот шанс упущен навсегда. Как известно, наша бывшая большая страна была страной героической — она всегда нуждалась в героях. Чернобыль также породил целые когорты героев — людей, которые шли на подвиг, рисковали жизнью.
Однако есть подвиг и поступок. Подвиг — тушить радиоактивный пожар, поступок — преодолевая явные и неявные запреты, на свой страх и риск прорваться к микрофону или телекамере и сказать людям конкретную и понятную правду о том, что произошло.
Подвигов, благодаря людям, которые их совершили, было тогда немало; а вот достаточно оказалось поступков? Не могу в этой связи не вспомнить о собственном недостойном поведении: читая в первые дни после чернобыльской аварии лекцию перед студенческой аудиторией, я не удосужился сообщить своим слушателям о том, что случилось и что было тогда для меня самого предметом острейших переживаний.
До сих пор не знаю, как это могло случиться? Должен признать, что, по крайней мере, для некоторых из тогдашних моих студентов искреннее слово преподавателя, несомненно, оказалось бы нужным — а я промолчал.
Что изменил во мне в Чернобыль?
Он уничтожил мою веру в разум политиков, которые лишь через сутки после аварии приняли решение об эвакуации города чернобыльских энергетиков, где жила и моя семья. К политикам особый счет — они до сих пор не инициировали создание ядерно-безопасных реакторов.
Не заставили энергетиков решить проблему надежного и пожизненного захоронения облученного топлива и радиоактивных отходов. И теперь, вместо кардинального решения этих глобальных проблем, атомщики идут на сознательное одурачивание общества, умаляя причиненный ему ущерб от ядерных технологий.
И все же, несмотря на огромную дороговизну таких мероприятий, я надеюсь на изменения в атомной энергетике, поскольку верю, что даже спустя три десятилетия после аварии в Чернобыле, гражданское общество способно своей активностью заставить политиков и энергетиков работать эффективнее.
Иногда преследует ощущение, что на уровне историческом и на уровне нравственном — ЧЕРНОБЫЛЬ НИЧЕМУ НЕ НАУЧИЛ НАШЕ ОБЩЕСТВО
Это неумение учиться происходит от специфических отношений с историей — не происходит осмысления, а главное — ПЕРЕОСМЫСЛЕНИЯ истории.
Чернобыль — это второй после Голодомора геноцид Украины. Можно наивно полагать, что во время советского режима общество не имело возможности получить информацию. Однако в постсоветский период уже вышло множество материалов, источников, осмыслений. И что? Разве общество взбунтовалось тогда, когда было сказано вслух, что Сталин обезглавил украинскую нацию, вынудил ее к капитуляции, истребив ее активные общественные группы, и, тем самым превратил ее в «покорное орудие в руках кремлевских чиновников»?
И сегодня время от времени звучит утверждение, что Голодомор — выдумка украинских националистов. Если подобная амнезия коснулась Голодомора — не только политической, социальной, экономической, культурной катастрофы, но и катастрофы демографической — почти на одно столетие вперед, то амнезия Чернобыля – вероятно уже вопрос привычки?
Чернобыльский Нюрнберг или рыночные отношения?
Как известно, Украина субсидирует российский ядерно-топливный цикл. Рыночные отношения — они и на том свете — рыночные отношения. Вскоре высокоактивные отходы должны вернуться из России в Украину. Интересно, куда? В своё время на митингах, в череде национальных флагов, можно было видеть надпись: «Требуем Чернобыльского Нюрнберга!». Однако Украина не добилась не только символического «Нюрнберга», но и элементарного суда над всеми ответственными за эту катастрофу.
Безнаказанность — это призыв к новым издевательствам. Да, Чернобыль — это более 400 бомб Хиросимы… Мертвые и народившиеся украинские и белорусские дети не успели сделать своего тысячного журавлика
Мир сейчас становится таким, что в нем как никогда важным оказывается не только открытость, но и стремление к точности. Аморально и преступно замалчивать важную для людей информацию, впрочем, аморально и подменять ее отчаянной патетикой, идеологической накачкой. Нужно учиться сочетать расчетливую трезвость и глубинный, профессиональный оптимизм — без этого сегодня по-человечески не проживешь. Нужно уметь идти на моральный риск, уметь отстаивать правду, помня, в частности, что при определенных обстоятельствах она может быть и лучшим лекарством.
Вопросов остается много
Хочется знать, куда энергетики денут 440 энергетических реакторов, когда те отработают свой ресурс. Кто, как и куда будет убирать облученное топливо, которого в 2020 году будет уже 600 тысяч тонн? Кардинальное решение этого вопроса повсеместно – отложено, пока только принято решение хранить облученное топливо в сухих временных контейнерах.
Куда и как убрать 10 тонн плутония, рассыпанного по планете после испытательных взрывов атомных бомб, после выбросов в окружающую среду отходов атомных производств, после аварий на атомных объектах — решение отложено. Куда девать миллиарды кубометров радиоактивных отходов — решение отложено.
Жизнь буквально силком подталкивает людей к активному развитию энергетики с возобновляемыми ресурсами — ветер, солнце, энергия приливов, геотермальная энергия и так далее.
Люди быстро все забывают. Не является исключением и подвиг людей в Чернобыле. Нам говорят – все уже устали от напоминаний о Чернобыле. Таки и стирается общественная память, так теряется опыт народной солидарности и жертвенности.
Если следовать такой логике дальше, то не будет смысла удивляться, когда какой-нибудь влиятельный орган провозгласит, что Чернобыльской катастрофы не существовало, или, что масштабы её трагических последствий — явно преувеличены, что радиация только улучшает человеческую популяцию на планете.
Полагаясь на здравомыслие, подчеркиваем: 34 года прошло после трагедии — время подводить итоги. Чтобы жизнь имела смысл для последующих поколений, рано или поздно должно закончиться «чернобыльское время» в украинской истории. Мы должны окончательно выйти ЗА ПРЕДЕЛЫ ЗОНЫ, зарезервировав за ней роль жуткого музея прошлого.
Первый шаг для этого уже сделан — хочется верить, что этот шаг удачный, хочется верить, что он навсегда. Хоть и семимильными шагами, но мы постепенно осваиваем альтернативные источники энергии. В минувшем году начала работу первая солнечная электростанция на ЧАЭС, введен в эксплуатацию новый безопасный конфайнмент — многофункциональный комплекс для безопасного преобразования объекта «Укрытие» в экологическую систему. На ЧАЭС и в Зоне отчуждения постепенно настаёт будущее. Хочется надеяться, что этот процесс необратим — мы его очень долго ждали.