Чернобыльская катастрофа стала одним из крупнейших вызовов для Советского Союза — вызовом, который он так и не смог преодолеть. Спецификой Чернобыльской катастрофы, которая отличает ее от таких искусственно созданных катастроф, как, например, Голодомор, была ее глобальность. Информацию о ней нельзя было локализовать на одной конкретно очерченной территории, полностью закупорив все возможные утечки, оковав цензором свои медиа и заблокировав доступ для иностранных СМИ.
Слухи об аварии, как разнесенные ветром радиоактивные частицы, ходили по всему миру. Советская система, напрягая свои заржавевшие колесики, вступила в глобальную битву за информацию о Чернобыле, которую проиграла, что в итоге и стало началом конца авторитаризма.
В минувшем году Институту национальной памяти впервые удалось синхронизировать и собрать воедино все документы Комитета государственной безопасности Советского Союза периода 1986-1991 годов, которые освещают «чернобыльскую жизнь» – общественные настроения, повседневность, агентурные факты, мероприятия по ликвидации последствий аварии на ЧАЭС. В открытом доступе для читателей появились многочисленные ранее засекреченные документы, наиболее полная информация о том, что происходило в тогдашнем «до и после чернобыльском СССР».
Если советские медиа были превращены в инструмент продвижения пропаганды в народные массы, то в донесениях и сводках КГБ, адресатом которых был узкий слой руководителей госбезопасности и партийной номенклатуры, подавалась хоть и искривленная с идеологических позиций, но наиболее полная информация. Фактически мы получили целый срез эпохи, бережно донесенный до нас информаторами, сексотами, осведомителями, «подсадными утками», и работниками госбезопасности.
Информационный вакуум — «болтуны под контролем»
С точки зрения представления информации время после Чернобыльской катастрофы можно разделить на несколько периодов. Первый период — сразу после начала катастрофы, характеризовался почти полным отсутствием любой информации о трагедии. Фактически в стране существовал полный информационный вакуум.
И в этом не было ничего нового: система традиционно решила сыграть по своим старым правилам – если возникла проблема, ее надо просто замолчать. В Советском Союзе практически никогда не рассказывали о техногенных катастрофах. В советской прессе не возможно было прочитать, например, о трагическом взрыве на шахте, в результате которого погибли люди. Поэтому и в случае с Чернобылем все также начали работать по старой схеме.
Однако масштаб катастрофы, близкое расположение такого большого города, как Киев, сделало замалчивание катастрофы невозможным. После того как был эвакуирован город Припять, а это около 45 тысяч человек, скрывать катастрофу стало практически невозможно. По всей Украине, и прежде всего по Киеву, поползли слухи и панические настроения, пик которых пришелся на 7-8 мая, когда жители столицы в массовом порядке начали вывозить из города своих детей. Фактически тогда слухи выполняли примерно такую же функцию, как сейчас социальные сети.
Конечно, КГБ очень серьезно отнесся к этому. В агентурной справке от 27 апреля, говорится о борьбе со слухами и методах воздействия на людей, которые распространяют какую-то непроверенную, по мнению органов госбезопасности, информацию. В документальных сводках им давались прозвища — «болтуны», отчитываться о профилактической работе с ними представители госбезопасности обязаны были дважды (!) в день. Райотделы ежедневно к 11-00 и 17-00 часам должны были докладывать дежурному УКГБ: сколько выявлено “болтунов”, сколько проведено предупредительных бесед, сколько людей предупреждено, какова ситуация в районах, на предприятиях, и в учреждениях.
“Болтуны” — кто они?
Преимущественно это были обычные люди, те, кого бы мы сегодня назвали— «диванные эксперты», пользователи Instagram или Facebook, которые подхватывали что-то в информационном вакууме или просто высказывали свое мнение. К счастью, в 1986 году система несколько потеряла свою кровожадность, и в подавляющем большинстве случаев для них все заканчивалось «профилактическими» беседами с представителями госбезопасности. Еще одним инструментом в борьбе с несанкционированным распространением информации стало массовое прослушивание телефонов и их отключение в случае поднятия собеседниками «запрещенных» тем. Хотя были случаи и более открытого сопротивления. В частности, в агентурной информации от 30 апреля сообщается о зафиксированном факте расклеивания самодельных открыток в кабинках телефонов-автоматов на улицах Киева с «тенденциозными выдумками о последствиях аварии на Чернобыльской АЭС и клеветническими выпадами в отношении руководства Советской страны». Однако такие случаи были скорее исключением.
Просветительская работа власти среди населения началась лишь с середины мая
«…Уже после завершения эвакуации жителей Чернобыльской зоны, косвенно, через всевозможные структуры и организации, людей стали учить как себя вести в условиях радиации — рассказывали о необходимости вытирать ноги, мыть руки, даже употреблять красное вино. Также секретно начали вылавливать радиационные пятна на территории Киева. Когда говорят, что высшее партийное руководство не знало о радиации, то это неправда. В документах четко прослеживается, что им подавали информацию относительно радиоактивного контроля несколько раз в день.
В то же время от населения продолжали скрывать значительный объём информации. Скрывали, сколько людей заболело лучевой болезнью, масштаб катастрофы, какие радионуклиды и на какое расстояние были разнесены ветром, направление движения зараженных радиацией воздушных масс, методы дезактивационных работ и на какой территории они производились», – говорит историк О. Бажан. По его словам, существовало более 26 пунктов, характеризующих поступающую в КГБ агентурную информацию, как «совершенно секретную».
Стоит добавить, что КГБ выделил несколько групп населения, которыми занимался гораздо тщательнее, чем остальными. Речь идет об украинских диссидентах, евреях и представителях отдельных религиозных общин. Относительно последних, то в одной из агентурных сводок сообщается об ожиданиях со стороны “Свидетелей Иеговы” новой катастрофы на Чернобыльской АЭС, прорыва Киевского водохранилища и затопления части Киева. Вследствие этого члены общины баптистов приняли решение организовать сбор средств с целью оказания помощи своим единоверцам.
Существует также ряд документов, дающих основание полагать, что велась тотальная внутренняя слежка, в частности за учеными и членами их семей, государственными и общественными деятелями. Спецслужбы, благодаря огромному количеству сексотов, имели возможность получать информацию, так сказать, изнутри.
Например, в сводках КГБ есть доклад о том, что во время разговора дочери и матери последняя выразила какое-то «особое мнение» о Чернобыльской катастрофе. Если исключить запись такого разговора на технические средства, вполне можно предположить, что источником информации был близкий человек.
Для советских медиа — жёсткая цензура
Как странно бы это не звучало, но в сводках КГБ за 1986 год практически невозможно найти упоминаний о советских медиа. Все это объясняется довольно просто: пресса и телевидение были фактически еще одной составляющей огромной пропагандистской машины. В самом начале вокруг трагедии в Чернобыле существовал устойчивый информационный вакуум.
Возможно, и сегодня кто-то помнит, что в информационной программе «Время», которая выходила сразу на нескольких общегосударственных каналах, показывали фотографию целой и неповрежденной ЧАЭС. Только после 7 мая начали появляться первые материалы о Чернобыле, в которых основная тема была — героизм советских людей.
Такое узкое представление информации не могло не вызвать беспокойства граждан. В одном из сводок КГБ отмечалось:
“Наибольшее беспокойство населения вызывает ситуация в зоне аварии, отсутствие информации об уровне радиоактивного заражения в г. Киеве, а также противоречивость информации в прессе.
Так, работники завода лаков и красок отмечают, что в газете “Известия” была напечатана статья о ситуации в Белорусской ССР, где отмечалось значительное количество запретных предписаний, в то же время в газете “Советская Украина” была напечатана статья о том, что у нас все можно употреблять в пищу”.
Со временем в советской прессе и на телевидении начинает появляться все больше материалов о Чернобыльской катастрофе. В то же время именно украинские средства массовой информации – как печатные, так и телевизионные – начинают более полно и системно, чем центральные советские, показывать ситуацию с места катастрофы и ее последствия. Однако, очевидно, что и дальше у журналистов возникают проблемы с цензурой.
С начала 1987 года интенсивность посещения зоны корреспондентами украинского телевидения заметно упала. Возможно, определяющими здесь стали две причины. Первая – стабилизация ситуации в чернобыльском регионе. Вторая – трудности на пути репортажей к экрану.
По имеющимся сведениям, даже на Гостелерадио УССР корреспондентам все труднее добиться разрешения на выход материалов в эфир. Далеко не все кадры попадают на экран, за что страдают полнота и качество информации. Множество интересных репортажей телезрители не увидели совсем.
Для западных медиа — обманчивые контакты
Если ситуация с советскими медиа была более-менее прогнозируемой и контролируемой, то с западными медиа – дела обстояли противоположным образом. Сразу после взрыва они активно пытались получить информацию о катастрофе на ЧАЭС.
Согласно сводкам КГБ, еще 27 апреля корреспонденты Франс Пресс и шведские журналисты пытались из своих гостиничных номеров дозвониться на ЧАЭС с целью получения исчерпывающей информации о случившемся. «В процессе беседы, в скупой форме им были даны соответствующие разъяснения, – сообщается о результате такого общения в сводках КГБ.
Под круглосуточным контролем спецслужб находилась съемочная группа американского телеканала CBS, которая 23-25 мая 1986 года собирала в Киеве материал о последствиях Чернобыльской катастрофы. Здесь работники госбезопасности применили метод “обманчивого контакта”.
«Журналисты ходят по улице и пытаются спросить у киевлян и гостей столицы о ситуации на ЧАЭС и в Киевской области. Им подсылают человека, будто случайного прохожего, а на самом деле — «подсадную утку», которая вещает иностранцам нужную информацию».
Применяя такой метод, сотрудники органов госбезопасности добились желаемого результата: “Иностранцы согласились с фактами публикации в США тенденциозных материалов об аварии на Чернобыльской АЭС…”
Вынужденная открытость и начало конца авторитаризма
Однако «соответствующими разъяснениями» и «обманчивыми контактами» с каждым днем все труднее было решить проблему блокировки неудобной информации. Темная тень Чернобыля расползалась по планете, локализовать ее информационно было все труднее.
В 1987 году советская власть инициирует ряд мероприятий, которые должны продемонстрировать открытость СССР перед миром в вопросе Чернобыльской катастрофы. Проводится пресс-конференция, десять иностранных журналистов допускают на заключительную часть суда над руководством Чернобыльской АЭС.
Параллельно КГБ прослушивает и анализирует все телефонные разговоры иностранных журналистов, которые приезжают в Советский Союз. Фактически работники госбезопасности получают всю необходимую информацию в момент, когда ее получают редакции.
Выводы спецслужб оптимистичны: подавляющему большинству иностранных журналистов импонирует их допуск к месту трагедии, положительные отзывы преобладают над негативными. С пристальным вниманием относились к “Радио Свобода” и “Голосу Америки”, которых считали враждебными к советской власти — их эффективно глушили.
В общем, из донесений КГБ уже через год после аварии видна довольно оптимистичная картина: первая острая фаза аварии якобы локализована, дискурс ведется вокруг последствий катастрофы, уже даже слышны голоса «оптимистов», ратующих о завершении полной дезактивации зоны отчуждения и скорой возможности возвращения в свои дома эвакуированных людей.
Параллельно с «тушением информационных пожаров» Чернобыль прорастает в культурную среду, тогда еще советской Украины. О трагедии начинают снимать документальные фильмы, правда, не все из них в ту пору доходят до зрителей из-за цензуры, писатели и поэты начинают писать литературные произведения.
Постепенно из очередной трагедии, которая имела все шансы быть «похороненной официозом», Чернобыльская катастрофа превращается в знаковое событие для целой нации, которая вскоре сделает свой исторический выбор в пользу независимости и отказа от авторитаризма.