До аварии Чернобыльская атомная электростанция считалась одной из лучших в СССР, а Припять – по праву называли одним из самых комфортабельных для проживания городов атомщиков. Следует также отметить, что на первый взгляд психологический климат не давал повода для беспокойства.
Это была станция, работавшая в режиме бригадного метода, укомплектованная сезонными квалифицированными экспертами. Как объяснить, почему все случилось именно на ЧАЭС?
Атомная энергетика является отраслью, которая включает в себя больше, чем обычный риск для человека и окружающей среды. Факторы риска представлены, как инженерными особенностями атомных станций, так и возможными ошибками человека, в ходе эксплуатации технически непростых атомных установок.
Более того, не исключена ситуация, когда оператор просто не имеет выбора, то есть могут отсутствовать объективные условия для принятия правильного решения. Но чаще все-таки ошибки базируются на низком профессиональном уровне, неустойчивых знаниях, отсутствии необходимых навыков и психологического настроя, что является главным для принятия важного профессионального решения.
По мере накопления опыта эксплуатации атомного оборудования, у каждого инженера-атомщика, оператора станции или простого специалиста, количество ошибок, связанных с недостатком компетенции уменьшалось в разы. Но на момент аварии на ЧАЭС в атомной отрасли не было практики отбора операторов на основании психологических и физиологических характеристик.
Для традиционных производственных отношений было достаточно персонала, который отвечал исключительно за тот участок работы, который входил в его прямую обязанность, не более того. Это снижало активность его позиции, ограничивало рамки решения вопросов – оператор был обязан делать только то, что ему было приказано руководством.
Очевидно, что именно такая форма обучения рабочего персонала – быть «винтиком в системе» породила индифферентность и апатию. Такая практика не произвольно, но вполне объективно – вела к катастрофе.
В эту проблему внесла свой вклад и традиция содержать в секрете информацию об инцидентах на других атомных станциях. С одной стороны такая практика обеспечивала моральную поддержку виновных, но с другой – демонстрировала безразличие и безнаказанность, удаляя человека от ответственности не только за свой отдельный участок работы, но и за функционирование станции в целом.
Сказанное выше косвенно подтверждает безразличие к опасности, которая наблюдалась в Припяти в первый день после аварии на ЧАЭС. Предпринятые попытки объяснить, что масштабы аварии крайне серьезны, а возможно и катастрофичны, что для безопасности населения нужно срочно предпринимать экстренные меры, были восприняты так: «Пусть этим занимается тот, кому это поручено партией».
Сегодня наукой доказано, что человеческий организм в той или иной степени способен адаптироваться к условиям жизни или работы, связанной с наличием риска, и со временем перестать его замечать. Несложно предположить, чем может закончиться такая адаптация в принципе. Феномен заключается в том, что специализация оператора атомной станции – показатель именно такой адаптации.
Профессия, связанная с каждодневным риском со временем стирает грани опасности. Ученые впоследствии доказали, что работа оператора атомной станции может быть успешной только в том случае, когда техника, которую ему приходиться держать под постоянным контролем, соответствует профессиональной компетенции и личным качествам того или иного специалиста.
Другими словами, методы контроля оборудования, обусловленные соответствующими инструкциями, не должны превышать по своим требованиям возможности конкретной личности, как бы странно это не звучало. Сегодня такой практики назначения персонала придерживается большинство передовых кампаний не только в области атомной энергетики, но и в любой иной сфере жизнедеятельности человека. А тогда были нормой случаи, когда действия операторов основывались на интуиции и отличались разве что особым профессиональным чутьем.
Не секрет, что работа оператора атомной станции связана с нервным напряжением, поэтому от степени благоприятности психологического микроклимата в коллективе зависело многое, если не сказать больше. И так уж сложилось, что на момент аварии условия на Чернобыльской атомной электростанции представляли собой не самую неблагоприятную модель.
В банке данных Министерства атомной энергетики СССР того времени было зафиксировано более 2000 тысяч психологических характеристик персонала, занятого на атомных станциях страны. Первое, что обращало на себя внимание – психологическая однотипность большинства персональных навыков операторов атомных станций значительно отличалась от остальных работников, превосходя их в таких параметрах, как высокая эмоциональная стабильность, сильный самоконтроль, смягчающая тенденция к ожидаемому риску, высокий интеллектуальный уровень, физиологическое здоровье.
Именно такими качествами, согласно полученных, после тщательного анализа профессиональных данных, обладало большинство сотрудников пятой смены ЧАЭС, участвовавших в проведении эксперимента в ночь, когда произошла авария. Внутренний оперативный персонал оставался на своих местах, предпринимая все усилия для локализации аварии, вплоть до появления симптомов собственного радиационного поражения. Выводы неоднозначны.
Личные качества этих людей отвечают всем требованиям и не могли служить прямой причиной катастрофы. Тогда как получилось, что работники, которые демонстрируют положительные человеческие и профессиональные качества вели себя, как указано в официальных документах – небрежно, невнимательно, безответственно?
Реальность и психология поведения
Оперативная обстановка на станции в преддверии аварии была обычной. Персонал четвертого энергоблока готовился к плановым экспериментальным испытаниям. Такие работы проводились и раньше, ничего не обычного, стандартная ситуация. Каковы же мотивы высококвалифицированных экспертов, которые первоначально сформулировали заключение, будто авария произошла исключительно из-за того, что персонал отошел от выполнения требований соответствующих инструкций.
Эксперимент должен был начаться еще 25 апреля, но энергетическая служба контроля потребовала отсрочки, и его перенесли на раннее утро 26 числа. Причем, если бы эксперимент не провели в срок, то, согласно инструкции, его можно было бы проводить только спустя год. Это обстоятельство ускорило проведение испытаний.
Опасная ситуация возникла на самом старте эксперимента, когда мощность реактора, работающего в неблагоприятных условиях резко снизилась. Это послужило первым сигналом обострения психологической обстановки у пульта управления четвертого энергоблока. Учитывая внештатную ситуацию, ответственные за проведение испытаний обязаны были приостановить проведение эксперимента на срок от нескольких часов до нескольких дней.
Однако было принято решение продолжать проведение испытаний и вывести мощность реактора к нужным покаяниям. Следуя этому решению, операторы обязаны были постепенно предпринимать все более рискованные действия, вплоть до отключения защитной системы реактора. Логика того, кто руководил экспериментом, была простой – если защитные функции сработают, то эксперимент провести не удастся.
А затем случилось то, что понять было невозможно. Психологические свойства людей, заинтересованных в проведении эксперимента были продиктованы их уверенностью в его пользе и эффективности. Поэтому они стремились создать или подвести все условия для его осуществления. Имея уверенность в «гарантийной надежности» реактора, персонал потерял чувство тревоги и опасности, считая любые риски оправданными.
После взрыва ситуация взаимоотношений поменялась. Оперативный персонал не стразу осознал – что произошло, но ни паники, ни растерянности проявлено не было. Наоборот – их предельная собранность и профессиональная выучка раскрылись в экстремальной ситуации в полной мере.
В своем большинстве персонал пятой смены проявил высокое чувство ответственности, взяв на свои плечи тяжелую ношу по организации работ за контролем ситуацией внутри поврежденного энергоблока, проявив профессионализм при решении тяжелейших задач.
Эпилог
Трагические события 26 апреля 1986 года радикально изменили отношение человека к новым технологиям в системе атомной энергетики в целом, и к условиям работы персонала атомных станций в частности. Психологический анализ произошедших событий показал, что на атомной станции человеческий фактор играет в определенных условиях решающую роль.
Стало очевидным, что человеческий ресурс на стратегических объектах – высшая ценность. Высокие требования, предъявляемые к моральным и психологическим качествам персонала атомных станций, нашли отражение в специальном стандарте, который уже после аварии стал регулировать психологический отбор профессионалов, включая определенные обязанности по руководству и управлению столь важным стратегическим объектом.