Кровля машинного зала являлась наиболее опасным участком работы в ходе ликвидации последствий аварии на ЧАЭС. Расчищать от осколков графита крыши уцелевших энергоблоков Чернобыльской атомной станции пришлось вручную. 376 человек, перед отправлением в полтора минутный поход за смертью, инструктировал лично генерал армии Тараканов. Николай Дмитриевич пробыл на ЧАЭС три месяца, кому как не ему знать истинное положение вещей. Добровольцы поднимались по лестнице на крыши, рискуя жизнью. Наверху были 700-1000 рентген в час, внизу — капитан с секундомером и сиреной в руках.
Из воспоминаний генерал-майора Николая Дмитриевича Тараканова, ликвидатора последствий аварии на Чернобыльской атомной электростанции.
Все без исключения, кто работал на ЧАЭС, сами того не замечая, хватали радиацию многократно. К очистке кровель приступили только в начале осени 1986-го. До этого времени радиоактивно-зараженная пыль из наиболее опасных зон разносилась ветрами во все стороны света. Радиация смывалась осадками, испарялась на солнце, попадая в атмосферу в концентрированном виде. Неумолимо, вплоть до осени 1986-го, продолжали извергать радиацию клочья взорвавшегося реактора.
О существующей опасности ежедневного выброса огромного количества радионуклидов знали все. В первую очередь об этом знали в Институте имени Курчатова. Тем не менее ученые-физики, проинформированные в соответствующих кабинетах, культивировали версию, что реактор прекратил выбросы. На самом деле это была чистейшая ложь. Руководство ликвидационной операцией знало, что последний выброс был зафиксирован радиолокационной станцией только в конце августа. До этого времени на плечи армии выпала самая опасная и грязная работа.
Армия на передовой
Солдаты и офицеры, сменив на боевом посту пожарных, выполнили наиболее ответственный участок ликвидационных работ. Офицеры войск химической и радиационной защиты ежедневно составляли максимально полные карты радиационной обстановки. В том, что эти страшные, но реалистичные данные номенклатурщики боялись «отправлять наверх» — вины военных нет.
Критически опасный в радиационном отношении объем работы сосредотачивался в первую очередь на кровле 3-го энергоблока. Конструкционно, располагаясь рядом с аварийным машинным залом, его крыша стала местом падения разоравшихся графитовых стержней. Туда же упали обрывки выводящих сборок, циркониевые трубки и прочее. Степень заражения каждого в отдельности обломка была колоссальной, всё вместе излучало смертельную дозу радиации.
С момента катастрофы и до середины сентября всё это «радиоактивное богатство» пролежало на кровлях. Трансурановая пыль развеивалась ветрами, смывалась дождями, однако к уборке верхних площадок приступить не решались. В ужас приводило понимание того, что каким-то образом придется очистить участок возле вентиляционной трубы. Человеку, чтобы получить смертельную дозу облучения, достаточно постаять около неё 40 секунд.
Немецкий робот не выдержал
Долгое время в Москве решали, как быть с очисткой кровельных площадок. Принялись ждать немецкую робототехнику, обещанную зарубежными коллегами. Немцы, чтобы ее изготовить, запросили реальные показатели радиационного заражения в местах ее предполагаемой эксплуатации. В советском руководстве решили не пугать международное сообщество правдивыми цифрами. В МАГАТЕ не должны были узнать реальную картину заражения территорий. Поэтому немецким техникам отправили заниженные в тысячи раз характеристики. Робот из Германии прибыл в Чернобыль в первой декаде сентября. Сразу приступили к его эксплуатации, перевезя чудо-технику вертолетом в самое пекло — на крышу 3-го энергоблока. Немецкой машине, в которой отсутствовала кабина водителя, предстояло тем не менее выполнять команды, посылаемые человеком. На робота — эскалаторщика возлагались большие надежды. Главным образом надеялись, что он избавит штаб от необходимости рисковать солдатами на самом загрязненном участке.
Однако технического чуда не случилось. Немецкий роботоходец, сконструированный на основании ложных показателей общего фона, выйдя на старт, почти сразу споткнулся. Он не преодолел даже сотой части маршрута. Его аккумуляторы сели, вся электроника вышла со строя. Та же участь постигла технических сородичей, сконструированных русскими учеными в научных лабораториях Томска, Москвы, прочее.
Так в мире узнали, что данные, которые СССР культивирует в радиационных отчетах — не соответствуют действительности. На самом деле ситуация вокруг ЧАЭС гораздо суровее, чем это пыталось представить советское руководство. В итоге, всю чудо-технику ждала одна и та же печальная участь. Эскалаторы не помогли в расчистке. Наоборот, они еще больше ей промешали. Они так и остались намертво стоять помехой на пути прерванного и несовершенного ими подвига. Впоследствии, чтобы убрать их с платформ, пришлось в очередной раз рисковать людьми, подвергая их облучению.
Солдат выдержит всё
Осенью 1986-го строительные работы по сооружению саркофага над разрушенным 4-м энергоблоком перешли в завершающую стадию. На сентябрь было намечено перекрытие объекта Укрытия крупногабаритными металлическими трубами. Это была сложная задача и она усложнялась наличием на трубных платформах неубранных многотонных графитовых осколков. Высокорадиоактивные материалы следовало во что бы то ни стало срочно сбросить в логово разрушенного реактора. Только спрятав их под надежную крышу, можно было значительно сократить радиационный фон вокруг Чернобыльской зоны.
Проблема невозможности выполнить данную работу при помощи техники не оставляла выбора — решить её предстояло людям. Реализовать эту смертельно опасную миссию было поручено генералу Тараканову и его спецназу — воинам Советской армии. Николай Дмитриевич, как опытный военный, не хотел рисковать солдатами. Он предложил Штабу ГО разработать специальные металлические боксы с большой степенью ослабления радиации. Впоследствии вертолетами, собранный в них материал, следовало вывезти на подготовленные могильники. Данное альтернативное предложение Тараканова было отвергнуто Правительственной комиссией из-за дефицита времени — поджимали сроки консервации «саркофага».
Выбора не осталось и среди воинов стали искать добровольцев, согласившихся исполнить долг перед страной. Изъявили желание рискнуть ради страны жизнью 376 солдат. На учебных площадках приступили к подготовке к операции — солдаты собственноручно готовили себе средства индивидуальной защиты. Для лица — маска из 5 миллиметрового оргстекла, все остальные части тела защищали свинцовые доспехи. Их вес достигал 30 килограмм, но даже такая амуниция снижала облучение всего в полтора раза. Верить, что добровольцы, проглотив, как тогда выражались — лошадиную дозу радиации, доживут до глубокой старости — утопия. Это знали и понимали все — и сами парни, и их начальство. И на этот раз чуда не произошло.
Разведчики, офицеры и начальники
Практическая наука оказалась не готова отразить радиационный удар. Для работы в особо рискованных зонах не существовало никаких рекомендаций, инструкций, методик. Военным многое пришлось разрабатывать буквально на лету. Так поступили и с оборудованием командного пункта, для оперативного руководства операций на крышах. В небольшом помещении установили мониторы, провели коротковолновую радиостанцию, в наиболее опасных локациях разместили телевизионные камеры. Картина на экране позволяла наблюдать за ходом операции, регулировать, направлять солдат, не допускать их дезориентации. Позже всех их назовут биороботами, но тогда они в первую очередь были людьми, ставшими героями.
Первая встреча с радиационным адом на крыше 3-го энергоблока была намечена на 19 сентября. В этот день в первой половине дня там работали разведчики. Они всегда выходили впереди каждой группы добровольцев, замеряли малейшие изменения уровня излучения. Ровно в полдень на самый опасный участок ликвидационных работ вышла первая пятёрка добровольцев — биороботов. Выслушав инструктаж генерала Тараканова, солдаты и офицеры поднялись по лестнице. Запуск первого секундомера произвел командир группы майор В.Н. Бибой. Вместе с ним в ад отправились два сержанта — Канарейкин и Дудин, рядовые — Новожилов и Шанин. Первая операция по расчистке радиоактивных материалов длилась ровно две минуты.
Солдаты всматривались в ад
Пятеро добровольцев за первый двухминутный поход сбросили с крыши 37 килограмм радиоактивного графита. Им удалось избавиться от семи обломков смертоносных ТВЭЛов, клочьев разорванной трубы с урановым наполнением. Сбрасывая смертоносный груз, каждый воин заглядывал в шахту реактора, по сути — всматривался в ад. Наконец-то, отбегая в очередной раз от развала реактора, зазвучала долгожданная сирена и секундомер замер.
Мгновенно сложив в указанное место лопаты, солдаты покинули опасный участок, освобождая место для следующей группы. Сквозь подготовленное отверстие в стене первая пятёрка исчезла в проёме. В командном пункте их ждали дозиметристы и врачи. После снятия показаний с дозиметров солдат ждала тотальная обработка — доспехи ликвидировались, люди отправлялись на отмывку. Их место на крыше занимала следующая пятерка добровольцев.
В первый день над зачисткой кровли 3-го энергоблока трудилось 133 воина. Живые роботы освободили с заданного участка около 3-х тонн крайне токсичного радиоактивного хлама. Организация работ, «поставленная на рельсы», дошла до автоматизма — ежедневно одна за одной на кровлю отправлялась пятерка солдат. Форс-мажорный инцидент произошёл в момент приближения воинов к вентиляционной трубе. Прямо под ней разведчики зафиксировали чрезмерно высокое поле излучения — свыше 6 тысяч рентген в час.
Возникла необходимость пересмотра маршрута. Однако выйти на объект для составления новой пошаговой дорожной карты оказалось некому. К этому моменту все разведчики-дозиметристы, во много раз перебрав дозы, находились в «разбитом состоянии». Нужен был перерыв, отдых, замена состава. Но как это обычно бывает — времени для ожидания в резерве не предусматривалось. Стали искать толкового солдата, способного дойти до нужной точки и составить картографию.
Главный разведчик
Александр Юрченко был опытнейшим химиком-разведчиком, за его плечами десятки самых опасных разведывательных операций. Часто он выходил в авангарде групп, с помощью высокоточных приборов быстро замерял радиационный фон. Вернувшись из очередного задания, он наблюдал в мониторе за ходом операции. Мгновенно оценив сложившуюся ситуацию, он подошел к Тараканову и напросился в одиночку приблизиться к трубе. «Производить столь важные расчеты должен профессионал, химик-разведчик, а не солдат, пусть даже и герой».
С такими словами Юрченко вызвался идти в разведку один. «Зачем рисковать без толку? «Необстрелянный» солдат вряд ли доберется до места. О качестве произведенных им дозиметрических расчетов и говорить не приходиться», — заявил он генералу армии. Александр Серафимович Юрченко пошел на смертельное сближение с вентиляционной трубой один. Обойдя трубные площадки вдоль и поперёк, исследуя каждый сантиметр пути, ему удалось выполнить поставленную задачу. Вернувшись, он составил подробную картограмму инженерной и радиационной обстановки. Блестяще выполненное задание стоило разведчику здоровья, этот выход в зону жизненная карма ему не простила.
Последний штурм
Наиболее страшным по напряжению и силе излучения был участок на площадках главной вентиляционной трубы. Изучив внимательно картограмму Юрченко, командование понимало, в какое пекло им предстоит направлять солдат. У основания трубы сосредотачивался очаг смертельного факела. Это было скопище ядерного топлива, стремящееся в атмосферу из помещений 3-го и 4-го энергоблоков.
Радиоактивность у основания люков первой турбинной площадки составляла свыше 1000 рентген в час! Находиться в пределах такого высокого фона можно не более 40-50 секунд. Малейшее превышение времени приводило к тому, что всё живое начинало плавиться изнутри. В таких экстремальных условиях работали только избранные добровольцы, в группы набирали всего по два человека.
К штурму первой трубной платформы были отобраны саперы инженерно-дорожного полка из Саратова. Им на смену вышли воины химической защиты. О судьбе большинства этих солдат можно сказать одно — они погибли, выполняя долг. Задача, поставленная спецназу Тараканова, в конечном итоге была выполнена. В знак победы над «белой» смертью на главной вентиляционной трубе добровольцы водрузили красный флаг. Так солдаты традиционно ознаменовывают победу и чтят память.