Учимся отделять «чернобыльские зерна от плевел»
Учимся отделять «чернобыльские зерна от плевел»

Взрыв на Чернобыльской АЭС произошел 26 апреля 1986-го в ходе планового эксперимента по выбегу турбогенератора. Заместителю главного инженера Дятлову поручили завершить испытания, которые нависли над ЧАЭС как «дамоклов меч». Руководство ЧАЭС торопилось отчитаться «на верх» о достигнутых результатах до празднования Первомая. Но судьба распорядилась иначе. Вместо дивидендов — премий, орденов, наград — руководству ЧАЭС пришлось сеть за решетку. После испытаний турбогенератора, закончившихся катастрофой, держать удар довелось и партийной верхушке в Москве. Мировое сообщество требовало объяснений от ЦК КПСС о причинах техногенной аварии всепланетного масштаба.

Эксперимент на ЧАЭС привел к выбросу в атмосферу порядка 40 всевозможных видов радионуклидов. Порядка 60 тонн радиационных веществ расползлись по Европе. Так называемый радиационный след прошелся от Ирландских хребтов до Китая, от Северной Африки до Скандинавии. Ученые полагают, что не осталось на земле места, где бы не наследил Чернобыль. Радиоактивному облучению различной степени тяжести подверглись более 8,5 миллиона жителей Белоруссии, Украины и России.

Более 600 тысяч ликвидаторов последствий аварии на ЧАЭС получили высокие дозы облучения. Непосредственно от взрыва 4-го реактора и последовавшего за ним пожара погиб 31 человек. Из них 29 стали жертвами острой лучевой болезни. До конца 1986 года от осложнений, вызванных этим заболеванием умерло еще 134 ликвидатора. От отдаленных последствий аварии уже погибло предположительно порядка 4000 тысяч человек. Чернобыльская авария остаётся самым масштабным техногенным катаклизмом в истории человеческой цивилизации.

Чернобыльское сафари

События страшной ночи с 25 на 26 апреля 1986-го и последующих 10 дней ликвидации общеизвестны. Известны почти поминутно, некоторые — с по секундной точностью. Однако это не помешало им даже по истечении 35 лет обрасти невероятным количеством слухов. Сегодня аварию на ЧАЭС отделяет от нас более трети века. Истории, с которыми те трагические события вписались в нашу жизнь, порой больше похожи легенды.

Современной молодежи «отделить чернобыльские зерна от плевел» сложно, чтобы понять, где правда, а где вымысел. Всё чаще фейковую информацию нечистые на руку сталкеры или иные заинтересованные словоблуды выдают за истину. Правды в ней — не больше ломаного гроша. О Зоне придумывают небылицы, не имеющие к реалиям минувших лет ни малейшего отношения.

Пишут, что Зона отчуждения превратилась в аттракцион. Якобы за приличные деньги здесь можно и к реактору пробраться, и на двухголовых лосей поохотиться. Даже автомобильные гонки по пустынным одноколейкам Припяти могут организовать. Ну чем не Чернобыльское сафари?

Парадокс в том, что некоторые, интересующиеся Зоной, как научно-природным явлением, охотно верят в подобный абсурд. Верят и не замечают разницы между правдой и маловероятностью. А правда на самом деле действительно поражает воображение. И главные чудеса Зоны отчуждения — не аттракционы, а проявление героизма и самопожертвования. 35 лет назад такие чудеса здесь были нормой.

Шпионский термометр

В первые дни после аварии в числе многих, кто прибыл в Чернобыль, был Константин Чечеров. Как старшему научному сотруднику Курчатовского Института общей ядерной физики ему поручили ответственное задание. В составе группы специалистов, откомандированных на ЧАЭС, Константин Павлович вошел в комиссию по ликвидации последствий аварии. Перед Чечеровым стояла задача измерить температуру в разрушенном реакторном зале четвёртого энергоблока.

Как ведомству внешней разведки СССР удалось раздобыть дистанционный термометр — история умалчивает. Только именно благодарю шпионскому оборудованию, предоставленному разведывательным управлением, у Чечерова появилась возможность выполнить задание. Термометр, добытый под грифом секретно, мог измерять температуру, сканируя на расстоянии плоскость до 600 метров.

Угроза заражения Днепра

Изначально Константину Павловичу предстояла работа на борту вертолёта. Находясь на условно безопасном расстоянии, он пытался дистанционно оценить температуру в шахте реактора. Членов Правительственной комиссии не отпускала тревога, что пожар в реакторе спровоцирует радиоактивное заражение огромной территории. Но случилось так, что расплавление в эпицентре разрушенной реакторной зоны затухло под воздействием воздушного охлаждения. Никто из ученого состава комиссии не мог в это поверить, нужны были 100% гарантии.

Профессура Курчатовского института настояла на своем. Физики полагали, что в машинном зале продолжает сохраняться высока температура, вызывающая плавление топливо содержащих обломков. Расплавленные трансурановые элементы могли прожечь железобетонный фундамент, проникнуть глубоко под землю и заразить грунтовые воды. Река Днепр при таком исходе событий оказалась бы источником огромного радиационного излучения. Перспектива такого сценария внушала ужас и ученые принялись разрабатывать механизм, способный его предотвратить. Придумали его довольно быстро, только для его реализации потребовалось привлечь сотни шахтеров и метростроевцев.

Математический расчет дал сбой

У прибывших на ЧАЭС горняков было несколько задач. Главная — остановить расплавление активной зоны ядерного реактора, ведущее к проникновению расплава в грунт под реактором. Сутками горнопроходцы рыли туннель, ведущей к сердцу реактора. 136 метровую дистанцию под землёй удалось проложить за месяц. Далее началось строительство защитной стены, с целью предотвращения загрязнения грунтовых вод и реки Днепр. Под землёй эпицентр катастрофы окольцевали бетонными оковами, глубина которых доходила до 30 метров. Одновременно с подземным строительством шло наземное отсыпание дамб на реке Припять. Для решения этой задачи задействовали инженерные войска Гражданской обороны.

Позже оказалось, что опасения Курчатовских ученых были ошибочными, а предостережения — безосновательными. Расплавление активной зоны ядерного реактора остановилось сразу после тушения пожара. Возмущениям Чечерова не было предела — стольких людей напрасно подвергли облучению. Ведь он первый, еще замеряя температуру с борта вертолета, констатировал отсутствие факторов для трансуранового плавления. Научный совет объяснил свои предварительные опасения просто — таков был математический расчёт теории вероятности.

Расплавление реактора остановлено

Результаты измерений, предоставленных Константином Чечеровым оказались реальными. Уже после своего первого вылета к реактору он констатировал, что в разрушенной шахте пожара нет. Плавление остановлено, и видимо, помимо огнеборцев, благодарить за это нужно воздушные массы. Под их воздействием расплав остыл. Ученый так вспоминал те события:

«Летать пришлось и днём, и ночью. Лето в 1986-м было безумно жарким, температура воздуха — порядка 37 градусов. Сверху смотрю, действительно, здание прогрето до 35 градусов. В то же время в шахте реактора всего 24 градуса, значит, плавиться ничего не может. Раз 40 мы вокруг шахты пролетели, результат не стыковался с расчётами».

О проведенных замерах Константин Павлович сообщил членам Правительственной комиссии, те к его анализу отнеслись прохладно. Возникли вопросы — кто изобрел шпионский термометр, может ли он показывать недостоверную информацию? Термометр не советский, а значит доверять ему — значит поступить опрометчиво.

У Чечерова не оставалось выбора. Он решил доказать коллегам, что не зря 40 раз летал над разрушенным реактором. То, на что рискнул пойти ученый, сегодня кажется просто фантастикой, чудом, или — самоубийством. Однако 35 лет назад о таких аллегориях мало кто задумывался, подвиги на ЧАЭС были нормой.

Чечеров принял решение лично спуститься в аварийный блок — в ядерный кратер, излучавший мегатонны радиоактивного излучения. Он хотел привычным способ замерить температуру радиоактивности расплава и сравнить оба анализа. Только так он мог доказать, что дистанционный термодатчик не врёт. Чечеров вооружился несколькими дозиметрами, термометром, респиратором, переоделся в защитный костюм и вошёл в четвёртый энергоблок.

Коней на переправе не меняют

Константин Павлович тщательно спланировал свой поход, изучил карты-схемы внутренних помещений энергоблока. На подходе к самой горячей точке дозиметры стали срабатывать со значительным опозданием. «Половина пути уже пройдена, а коней на переправе не меняют, возвращаться не буду. Достигну цели и задержусь на несколько минут, чтобы старая советская техника справилась с нагрузкой». Так подумал про себя ученый и двинулся к заветной цели — кратеру реакторной установки.

Вскоре потребность в дозиметрах уже исчезла, уровень радиации зашкаливал, её можно было ощущать обонянием. При уровне выше тысячи рентген в час довольно сильно чувствуется запах озона. Пока этого ощущения нет — уровень ниже. Чечерову приходилось работать на объектах до девяти тысяч рентген в час. Он доверял внутренним инстинктам, и они его не обманули. Дойдя до самого пекла, ученый сделал все необходимые замеры температуры при помощи нескольких технических приборов. Обратный маршрут — почти бегом.

Разведка боем завершена

Вернулся, отдышался, снял с себя робу и прямиком к Легасову. Своим отчетом Чечеров огорошил весь состав Правительственной комиссии. Данные его радиационной и тепловой разведки стали самой оптимистической информацией с момента аварии. Впечатлений прибавили личные наблюдения, которыми ученый поделился с коллегами. «Оборудование блока цело, невредимо и свежевыкрашено. Красили недавно, видимо к Первомаю готовились» — пытался пошутить ученый. Температурный режим внутри реакторного цеха идентичный первоначальным замерам», — подвел он итог своего похода.

Картина прояснилась и стало понятно, что пожара нет и риска расплавления тоже не существует. Это означало, что тушить и охлаждать нечего не нужно, а переоблучение людей оказалось излишней предосторожностью. Разведка боем, успешно реализованная Чечеровым, плавно перешла в рутинную работу. За время работы в зоне ликвидации Константин Павлович более тысячи раз «встречался» с аварийным реактором. Он неоднократно поднимался на крышу машинного зала и спускался в шахту, в которой произошёл взрыв.

Лучше бы они ничего не делали

Чечеров руководил сбором информации относительно обследования помещений энергоблока, осуществлял свод данных оценки уровней мощности дозы. Вместе с коллегами он собирал ленты самописцев и оперативные журналы, оставленные атомщиками на рабочих местах. Все эти материалы оказались бесценной базой данных, которая легла в основу анализа аварии.

Константина Павловича не стало в 2012 году. Последним его откровением была тяжкая горечь при воспоминании о чиновниках из правительственной комиссии. По его словам, первые полгода ликвидации аварии они демонстрировали свою полнейшую профнепригодность. Их дилетантство и непонимание происходящего повлекло переоблучение и последующую смерть тысяч ликвидаторов.

Некоторые откровения Чечерова поднимают волос на голове даже у самых посвящённых в чернобыльскую проблематику людей. По его словам, самым правильным и одновременно самым трудным, было бы решение — ничего не делать. Он убежден — то, что реализовывали в 1986-м, было абсолютно неэффективно, нецелесообразно и вредно.

Ученый, ставший первым человеком, кто исследовал взорвавшийся реактор изнутри, подверг жёсткой критике общеизвестную вертолётную засыпку. Телетайпы победоносно тиражировали: «Советские вертолётчики с ювелирной точностью провели операцию и запломбировали «больной зуб». Однако Чечеров, многократно спускавшийся непосредственно в ядро реактора уверял, что туда практически ничего не попало. Со слов Чечерова, как специалиста радиационного материаловедения, там и засыпать собственно было нечего.

Выводы Чечерова

Вместо засыпки очага трансуранового расплавления тяжеленые смеси размолотили перекрытия помещений барабан-сепараторов. Сбрасываемые с вертолетов мешки с доломитом, свинцом и песком проломили крышу стоявшего рядом третьего блока. Мало того, при сбрасывании радиоактивная пыль в округе стояла не просто столбом, а непроглядным туманом. Но самое трагическое то, что непосредственных исполнителей бездумного приказа — вертолетчиков — подвергли сильному облучению.

Ликвидация последствий аварии, проходившая на грани геройства и безумства, закончилась трагикомическим маскарадом. Такой вывод Чечерова — ядерного физика, специалиста в области ядерного топлива и радиационных материалов, близок многим. С ним согласны и очевидцы трагедии — живущие ныне ликвидаторы Чернобыльской катастрофы. С сожалением они вынуждены констатировать, что нынче в Зоне происходит борьба между лицемерством и цинизмом. Раньше борьба была иного характера. Здесь человек вступал в схватку с атомом. Делал это не из-за корысти, а по велению долга и сердца. Что тут скажешь, одним словом — ради забытых теперь идеалов.