Как известно, в числе тех, кто работал на ликвидации последствий аварии на ЧАЭС были шахтеры. Вместе с монтажниками они строили горизонтальный тоннель, прокладывая его непосредственно к основанию четвертого энергоблока.
В итоге под реактором была смонтирована огромная бетонная система, начиненная трубами и специальной аппаратурой. Вся эта массивная конструкция должна была исключить опасность заражения грунтовых вод.
Воспоминания шахтеров
Из воспоминаний Андрея Носова, проходчика со станции «Никулинская», ПО «Тулауголь»…«Нас оставили после ночной смены. Объявили, что где-то в Украине произошла авария, и, чтобы помочь товарищам как можно скорее преодолеть её последствия – нужна наша помощь. Из проходчиков стали набирать бригаду добровольцев. Мы понятия не имели тогда, что записываемся на ЧАЭС. Домой поехали предупредить родных, о том, что уезжаем в командировку. Куда? На сколько? Никто ничего не знал. Но мы так воспитаны были. Нам сказали, что нужна помощь – и мы поехали. Добровольно, что бы кто сегодня не говорил». Через несколько часов из Домодедово на Киев вылетел спецрейс, на борту которого находилось 150 добровольцев ПО «Тулауголь. 12 мая мы вместе с товарищами из Донбасса были в строю. Они работали до этого на твердых грунтах – это их специализация. А под реактором оказался песок. Это уже наша работа, для этого нужно другое оборудование, так называемые метростроевские щиты, разработанные нашими тульскими специалистами. Вот поэтому мы и оказались в Чернобыле».
Зачем были шахтеры в Чернобыле
136 метровый тоннель под четвертым реактором строился из-за опасения, что может произойти расплавление вторичного урана, и как следствие – вторичная цепная реакция могла привести к еще одной катастрофе на ЧАЭС.
В свою очередь это привело бы к расплавлению опорной фундаментной плиты реактора, и так называемый «расплав» мог поразить радиацией грунтовые воды, которые попадая в Днепр, несли опасность полного заражения всего черноморского бассейна.
Поэтому было принято решение под фундаментной плитой реактора соорудить ещё одну специальную конструкцию с теплообменниками – плиту, которая за счет встроенного теплоотводящего оборудования могла охлаждать реактор.
Из воспоминаний Ивана Александровича, крепильщика со станции «Новомосковская», ПО «Тулауголь»…«На этом объекте строительства трудились 388 человек. Из них 154 шахтера из Московского бассейна и 234 горняка из Донбасса. Необходимо было в кротчайшие сроки, прежде, чем подойти к основанию четвертого энергоблока, проложить 136 метровый тоннель, по которому уложить рельсы для вагонеток и проложить необходимые коммуникационные сооружения. Трудились единой дружной семьей, ни на секунду не прерывая процесс строительства. Иногда лопаты буквально вырывали из рук друг друга – вот так работали, плечо в плечо, смена за сменой, круглосуточно. Всего было шестнадцать смен, каждая трудилась по три часа. Каждый очень отчетливо понимал свою задачу, знал, сколько он должен сделать за отведенное время. Все смены на ЧАЭС объединяли в «вахту», одна вахта – пятнадцать дней».
Из воспоминаний Владимира Наумова, горного мастера со станции «Никулинская», ПО «Тулауголь»…«Основная проблема заключалась в самой радиации. В том месте, где мы начинали работу, её уровень был высоким. А вот когда вошли в забой – радиация была в пределах нормы. Работу проводили комплексно, силами проходчиков, механизаторов, электрослесарей, машинистов и бульдозеристов. Таким составом мы осуществляли прокладку тоннеля под 4-й энергоблок. Последние несколько метров трудились вручную. Все это делалось с целью создания под основанием реактора дополнительной бетонной «подушки». Так ласково окрестили тогда нашу конструкцию, хотя для такого технически сложного сооружения, это не совсем объективное название. Постепенно, день за днем, мы приближались к центру реактора. За это время выбрали несколько тысяч кубометров грунта, заложили арматуру, провели монтаж необходимого оборудования, производили бетонирование выработанного пространства. Про радиацию говорили мало. Все знали, что приборы у дозиметристов постоянно зашкаливали. На крыше разрушенного реактора – запретная зона, тысячи рентген в час, на участке, где валялись остатки разбросанного взрывом ядерного топлива – 400- 500 рентген в час. Для нашей работы дозиметристы проложили более-менее нормальный по тем меркам маршрут. Единственную точку у задней стены, где было 200 рентген мы просто очень быстро пробегали, за считанные секунды. Сам котлован накрыли пленкой, чтобы свести к минимуму возможность попадания в него радиоактивной пыли».
Вспоминает горный мастер Борис Карасев, он приехал в Припять из объединения «Тулауголь»: «Вместе со мной работали двадцать проходчиков. Там, под землей, счет шел на минуты. Моя смена за три часа отгружала 42 вагонетки грунта, почти пол тонны каждая, вывозили его к котловану и доставляли под основание реактора выделенную для монтажа часть арматуры. Вместе с горняками из Донбасса сдавали каждый участок работы под последующий монтаж трубопроводов и охладительной аппаратуры. Энтузиазм, особенно у молодых парней – зашкаливал. Идеология и воспитание в те времена были построены на активной гражданской позиции. Кто, если не мы? Себе на память, с последнего места в забое, над нависшей над головами «пяты» реактора, хотели взять кусочек обломанного каменного осколка. Все понимали, что бетон скоро заполнит последнюю часть «подушки», и уже никто никогда не сможет дотронуться до основания реактора. Но «сувенир» забрать нам так и не разрешили, это и понятно».
Радиационная шахта
Все, кто трудился под реактором, работали, казалось бы, в не естественных условиях. Но и люди были не заурядные. Горняки всегда поймут друг друга с полуслова: по жестам, по глазам, на пальцах – как подводники под водой, десантники в воздухе. Они выполнили свою задачу раньше намеченного правительственной комиссией срока. И по сей день под реактором так и осталась бетонная стена, в которую вмонтировано холодильное оборудование.
Это сделали молодые горняки в возрасте от 25-30 лет, работая в сложнейших и опаснейших условиях. Из средств радиационной защиты у них были только «лепестки», работать в которых было неудобно, они мгновенно, как и одежда, пропитывались потом. Да и мало кто задумывался тогда всерьёз о последствиях.
Шахтеры часто говорят, что в начале командировки, на пути из Борисполя в Чернобыль, в автобусе пели песни, у всех было какое-то приподнятое настроение. Отбыв титанически тяжелую вахту на ЧАЭС, на пути домой, многие плакали, словно на войне побывали, сдавали нервы.
Дома родные сказали, что за время командировки шахтеры постарели на несколько лет. Через время у некоторых начали выпадать зубы, появились проблемы с функционированием внутренних органов. Начались постоянные визиты к врачам. Многие из горняков – добровольцев не дожили даже до 40 лет.