Данный материал является итогом исследования социальной памяти жителей села Куповатое, которое является частью Чернобыльской зоны. Исследование содержит глубинные наблюдения, проводимые на протяжении нескольких последних лет за самоселами села, а также откровенные интервью с переселенцами из этого села, проживающими сегодня в Киевской области.
С самого начала Чернобыльской аварии, политика тотальной засекреченности реальных фактов, которые привели к трагедии на атомной станции, проводимая советским правительством, определила ее восприятие людьми, которые должны были быть переселены из чернобыльской зоны.
Ссылаясь на рассекреченные документы о Чернобыльской аварии сегодня можно утвердительно говорить о том, что с целью «нормализации» в больницах резкого прироста пациентов с радиоактивным облучением, Политбюро повысило нормы максимально допустимых доз радиации в организме человека в несколько раз. Поэтому многим людям было отказано в госпитализации, когда они обращались за помощью.
Отсутствие правдивой информации и отказ в медицинской помощи спровоцировали развитие неуверенности за свое благополучие среди жителей села Куповатое. Селяне достаточно быстро узнали о ядерной природе аварии на расположенной неподалёку ЧАЭС, но не могли спрогнозировать ее влияние на свою жизнь.
Это поставило их жизнь под угрозу. Жители Куповатого оставались дома и работали на полях в течение недели после аварии, пока не прибыли автобусы, чтобы забрать их к местам отселения. 91-летняя Прасковья Евсеевна Гальченко, так описала реакцию земляков на переселение:
«…Случилась авария, через неделю понаехало столько тех автобусов. А люди кричат, визжат, бабы за головы хватаются. Некоторые стали брать топоры и молотки — курени строить в ближайшем в лесу… Мужики напились и лежат. А бабы заложили руки за головы и причитают. Они подурили — на три дня никто не хотел уезжать…»
Сначала жителей Куповатого расселили в пределах Киевской области, среди местных жителей поселка Копылов. Тем временем для них уже начали строить дома. В памяти переселенцев это время отмечено благодарностью к людям, которые дали им временный приют. Во время интервью, проводимого для этого исследования, они неохотно вспоминали случаи враждебного отношения к ним местных.
Кое-что удалось выяснить со временем. Некоторые заверяли, что никто из чернобыльцев не сталкивался с дискриминацией. Когда же их попросили вспомнить, как именно местные относились к ним в самом начале знакомства, то стали всплывать и такие воспоминания:
«..Люди по-разному принимали — одни с сочувствием, а другие… Когда председатель сельсовета привел чернобыльцев на подселение, так одни сказали, что примут. А как только председатель ушел, так стали выбрасывали их вещи…»
Сокрытие информации о радиоактивном облучении и неоднозначное отношение местных сформировали у переселенцев из Куповатого стойкое ощущение неуверенности в будущем, что осложнило их адаптацию на новом месте.
Вызовы новой жизни
Когда дома для переселенцев были готовы, куповатовцы переехали в село Грузское, что в 70 км от Киева. Качество новых помещений оставляло желать лучшего: они были построены на скорую руку. После первой зимы многие переселенцы вынуждены были самостоятельно перестраивать новые дома — жить в них было некомфортно.
Один из таких счастливчиков вспоминает, что был воодушевлён, получив новый дом: он как раз женился и должен был обеспечивать семью. Тем не менее, он описал состояние нового дома без всяких идеализаций:
«…Привезли нас в Глузское. Дома были сырые, двери не закреплены — выпадали, мы сами достраивали. Делали пристройку. Но все-таки спасибо тем, кто хоть так построил — вся Западная Украина строила»…
Большинство новых домов были в плохом положении. Некоторые, преимущественно те, которые небольших размеров, были более качественными и к тому же меблированными на деньги, собранные строителями. Тем не менее, разрушение плохо построенных домов во время первой зимы на новом месте стало главным фактором возвращения некоторых переселенцев обратно в Зону.
Важно понимать, что родное село было для большинства устоявшейся формой жизни, в которой поддерживались родственные, соседские, межличностные отношения и групповая идентичность. Несмотря на то, что односельчане чаще всего были переселены вместе и получили дома рядом, они не смогли восстановить прежние отношения в новой социальной среде.
Это стало еще одним фактором возвращения некоторых обратно в Чернобыльскую зону, где пространство взаимодействий было для многих привычным. Те же, кто остался на новом месте, мечтали о возвращении домой всю жизнь, вот как рассказывает об этом Тамара Гришина:
«…Больше всего было тошно от вранья, у большинства из нас случилась психологическая травма, потому что нам все время лгали. Если бы люди узнали вовремя правду, то уже возможно смирились бы. На старости многие люди «помешались» на этом. Тогда как возвратившиеся самосёлы — ни один от рака так и не умер, все умерли по возрасту. Психологический фактор, восприятие того, что ты живешь не у себя дома, что на тебя постоянно показывают пальцем— унизительно.
Общаясь с переселенцами, обнаруживается факт, что куповатоцы разделяют общую уверенность в безопасности Чернобыльской зоны для жизни, поскольку, по их мнению, никто из односельчан, кто туда вернулся и живёт, не умер от радиации. Наряду с этим официальной медицинской статистики причин смертности в Зоне нет. Однако то, что самоселы живут там уже долгое время без особенных проблем для здоровья, имеет научное объяснение.
Ученые полагают, что среди населения, которое проживает в зоне жесткого контроля и испытывает ежедневное радиационное облучение с момента аварии на ЧАЭС, зафиксировано меньше летальных случаев, от вызванных им раковых заболеваний, чем среди населения, проживающего на других территориях. Ученые убеждены, что длительное получение малой дозы радиации менее вредно для здоровья, чем однократное облучение.
Можно предположить, что самоселы, которые годами проживают в Зоне, привыкли к таким малым дозам. Впрочем, недостаток информации о воздействии радиации на человеческий организм способствует возникновению среди чернобыльцев необоснованных убеждений о ее безопасности вместе с ощущением, что их переселение было несправедливым, неоправданным, и вообще ненужным.
Стигматизация, навешивание социальных ярлыков также затруднили адаптацию. В начале разговора переселенцы обычно вспоминают хорошее отношение к ним на новом месте. Но затем, в порыве откровенности, они рассказывают о многочисленных случаях стигматизации: публичные проявления враждебности в магазине или на почте, безосновательное приписывание им ответственности за все негативные события в поселке, отказ принимать переселенных детей в детский сад или школу. Вот как сами переселенцы описывают свой опыт:
«…На почте и в других общественных местах говорили, что мы навезли много радиации. Твердили, что от общения с нами у них болит голова — нас сразу невзлюбили…»
Переселение обозначило мигрантов из чернобыльской зоны, как людей с маргинальным мировоззрением — они потеряли определенное, привычное, закрепленное за ними место. Поскольку местные жители не могли определить их статус, то относились к ним, как к беззащитным лишенцам — с сочувствием, или, как к опасной группировке — с предубеждением. Это свидетельствует о том, что дискриминация чернобыльских переселенцев имела, прежде всего, символическую природу, потому что радиация не передается от человека к человеку. Когда переселенцы стали ближе знакомиться с местными, больше узнали друг друга, их перестали бояться и воспринимать, как чужаков. Случаи дискриминации трансформировались в шутки, над которыми переселенцы и местные смеются даже сегодня, спустя 30 лет после аварии на ЧАЭС.
Там была родная природа….
Различия в ландшафте стали еще одним весомым вызовом для адаптации чернобыльских переселенцев на новом месте. Исследуя вопрос переселения, некоторые ученые отмечают, что внешние пейзажи обычно формирует часть культуры определенного сообщества.
После переселения у куповатовцев исчезли привычные для них формы ландшафта. Переселенные дети очень быстро приняли новые панорамные формы и достаточно быстро привыкли к ним. Для старшего поколения это было гораздо труднее, потому что основной период их социализации состоялся в Куповатом. Вот как описала такие различия представительница старшего поколения переселенцев:
«В нашем родном селе были реки, красивейшая природа, а после переселения все это исчезло. Дома мы жили возле воды, она мягкая считалась. Деревья другими были. Там меньше мы болели. Здесь соли много в воде. Чайник закипятили – полно накипи, у нас такого не было. Одним словом — дома даже природа была наша, родная».
Неудовлетворительное состояние нового жилья, различия в ландшафте, частичная социальная и культурная дискриминация стали основными вызовами для адаптации куповатовцев после переселения их из чернобыльской зоны отчуждения.
Трудности в адаптации способствовали развитию болезненной ностальгии, которая длилась много лет, и которую некоторые, как фантомную боль, продолжают ощущать и сегодня.