14 декабря 1986-го года официально завершилось строительство саркофага над разрушенным 4-м энергоблоком ЧАЭС, что позволило запустить 1-й и 2-й реакторы атомной станции. Именно в этот день, начиная с 2006-го года, в Украине чествуют ликвидаторов последствий аварии на Чернобыльской АЭС.
Полученная в ходе строительных работ доза радиации погубила многих ликвидаторов — часть из них умерли вскоре после аварии, некоторые стали инвалидами, остальные продолжают балансировать между жизнью и смертью.
В Зону ЧАЭС я попал по службе
«…Министерство создало оперативную группу, которую направили для обеспечения охраны общественного порядка в чернобыльской зоне. Я тогда работал в милиции, поэтому и попал на ЧАЭС по службе. Это был август-сентябрь 1986-го года. Нам нужно было следить, чтобы не было мародеров, потому что вывоз радиоактивного имущества строго запрещался. Лично я занимался подготовкой информации о том, что происходило на территории Зоны, направлял сводную информацию в Министерство внутренних дел.
Пробыл я в зоне около месяца, с 8 августа по 9 сентября 1986 года — самый печальный период жизни. Гражданского населения в Зоне практически не было, да и жизни как таковой тоже уже не было. Была какая-то сплошная тревога и постоянная работа сотен людей по ликвидации последствий аварии. Рабочие, военные, строители, все, кто ежедневно выходили на работу и выполняли то, что было необходимо — настоящие герои, я в этом убежден», – поделился Степан Михайлович».
У жены сейчас нет щитовидной железы, у среднего сына также проблемы со щитовидкой
А вот Владимир Шахрай на момент аварии проживал с семьёй в зоне ЧАЭС. Его родной городок Хойники в Гомельской области, где вернувшись из армии, он стал работать трактористом, расположен всего в 70 километрах от Чернобыля. На момент аварии ему исполнилось 30 лет, жена была в положении — ждали третьего ребёнка.
«Когда произошел взрыв, нам ничего не сказали. И 1 и 9 мая мы ходили на парад. Тогда жена в третий раз была беременной. У нее кружилась голова, постоянно и сильно тошнило. Я спрашиваю её — может ты что-то съела не то? Было очень страшно — я тогда за нее сильно испугался. Спустя некоторое время у меня появились такие же симптомы – рвота буквально душила. На работе нам начали давать водку.
Я спрашиваю – «…Зачем мне водку пить? Буду ведь ехать на тракторе, не дай бог еще милиция остановит». А мне говорят, «ничего, ты не переживай, просто так нужно». Это уже потом, где-то 11 мая нам сказали, что взорвался реактор на ЧАЭС, а до того все молчали…»
Когда узнали об аварии, жену с детьми экстренно отправили на Витебск. Там 20 июля она родила сына, а я остался дома на хозяйстве, и каждое воскресенье ездил к ним с передачей.
Статус ликвидатора я получил в 1986-м году. Тогда от колхоза нас отправили вырезать рыжий лес, потому что все листья на деревьях сначала пожелтели от радиации, а потом лес просто начал гореть. Нас было 40 человек. Два с половиной месяца мы вырезали деревья — куда потом их отправляли, я уже не знаю. Мы отработали свою вахту и больше туда не ездили.
Еще 4 последующих года прожили с семьей в Хойниках, а потом, когда в 1990-м всех начали переселять, мы оттуда уехали. Можно было выбрать Россию, Украину или Молдову, но в Хмельницком жила сестра жены, и мы переехали к ней.
С тех пор мы живем в Украине. У жены сейчас нет щитовидной железы. У среднего сына также проблемы со щитовидкой, и он вынужден постоянно принимать лекарства, чтобы болезнь не развивалась», – рассказал Владимир Николаевич.
Мы шлепали по радиационным лужам и радовались, как дети
Проблемы со здоровьем имеет и эпидемиолог Людмила Булка. У женщины тяжелая форма заболевания щитовидной железы – болезнь Хасимото, ее она получила в результате радиоактивного облучения за 17 дней пребывания в зоне ЧАЭС.
«…В июле 1986-го я работала в санэпидстанции. Тогда нас было 15 человек, которых направили в зону ЧАЭС заменить группу коллег из Полтавы, – рассказала Людмила Николаевна. Мы проверяли все на радиацию, чтобы людям в столовых здоровую пищу давали, чтобы вода была чистой, чтобы не приключилось никакой эпидемии — ведь те же самые грызуны и тараканы тоже могли разносить радиацию. Работали и жили в самом Чернобыле.
Мне тогда 36 лет было. У меня не было ни одного испорченного зуба, а сейчас я – инвалид второй группы. Лежала и в Киеве в радиологическом институте, и в эндокринологии — меня вылечить невозможно, в результате облучения у меня хроническая болезнь Хасимото.
Помню, как по приезду в Чернобыль, мы выбегали из автобуса ночью, и не видя ничего под ногами, наступали в ручьи и лужи воды, думая, что она дождевая, а на самом деле — образовавшиеся от смыва дезактивирующим раствором зданий и дорог. Кто из нас в ту первую чернобыльскую ночь мог предположить, что это только начало всех проблем со здоровьем — мы шлепали по радиационным лужам и радовались, как дети.
«Только на утро главврач открыл нам глаза, сказав, что дождя здесь не было и в ближайшее время не будет».
Такие разные судьбы в рамках одной на всех трагедии. Один сюжет, который объединяет тысячи главных героев — только не литературных, а настоящих, из нашей общей реальности.