Чернобыль: хроника трудовых будней
Чернобыль: хроника трудовых будней

Первый энергоблок ЧАЭС был введен в эксплуатацию в 1977 году. К 1986 году Чернобыльская атомная электростанция стала самой крупной АС на территории европейской части СССР. 26 апреля, то, что было гордостью страны – стало местом её беды.

Когда из Киева по дороге к аэропорту мчались машины скорой помощи, в которых находились пожарные, получившие огромную дозу радиационного облучения – вся борьба была еще впереди. От придорожных приветственных знаков – фонил горький привкус беды. 

…Конец весны 1986 года. Особая зона ЧАЭС, в ней можно находиться только по спецпропускам. На карте вокруг АС красная черта – круг, радиусом 30км. Здесь работает оперативный штаб с чрезвычайными полномочиями. По его приказам в аварийную зону отовсюду перебрасывается техника, материалы, люди. 

…В Полесье опустели фермы, остановлены предприятия, закрыты школы, эвакуировано население Припяти, Чернобыля и всех близлежащих сел –десятки тысяч человек.

Радиация – невидимый смертельный враг человека. Даже под стальной бронёй, в бронетранспортерах – стрелки дозиметра зашкаливали. Первую лепту в локализацию последствий взрыва на ЧАЭС внесли пожарники. Своими неимоверными усилиями они локализовали мощное горение на четвертом энергоблоке атомной станции – к 10 мая опасные очаги пожара полностью ликвидированы.

Тем не менее, продолжал гореть графит в жерле реакторе, продолжали выделяться аэрозоли. Правительственная комиссия, в ходе дебатов и споров, поняв, что традиционными способами бороться с выбросом радиации больше не возможно, принимает решение атаковать реактор с воздуха. Были подобраны специальные физико-химические составы, которые позволили создать мощный фильтрующий слой.

Только после полной локализации выброса в атмосферу аэрозолей можно было говорить о последующей консервации «всей кухни реактора». Всё, что осталось после взрыва на четвёртом энергоблоке, должно было быть надежно спрятано, укрыто, захоронено, причем без отягощающих последствий для тех, кто этим будет заниматься. Авария такова, что ее масштабы, развитие событий, оценить и прогнозировать – сложно. 

…Май 1986 года. Люди на ЧАЭС не многословны, распоряжения отдаются вполголоса и выполняются беспрекословно, права на ошибку не дано… Именно так, на удивление тихо и словно по уставу, начинаются тяжелые трудовые будни тысяч людей, занятых ликвидаций клокотания адской ядерной кухни, которую предстояло залить жидким азотом.

Счет рабочим сменам все еще – на минуты, так высоки в зоне станции поля радиации. Цель поставлена, задания получены. Первично – их выполнение, как бы сложно оно ни было, а уж потом, уставшие глаза ликвидаторов смотрят на глазок индивидуального дозиметра накопителя. О чем думали в эти минуты ликвидаторы? Возможно – пронесет ли на этот раз, или уже нет? Дозиметр зашкаливал – обычное явление. 

..Пять тысяч тонн бора, доломита, песка, свинца, сброшенные с вертолетов в смертоносное жерло реактора, уменьшили радиационное излучение и утяжелили конструкцию реактора. Если не выдержит фундамент?!!! Эта мысль преследовала тогда каждого, ведь грунты в окрестностях самые коварные – песчаники. Фундамент необходимо укрепить, параллельно вмонтировав в него охлаждающие конструкции.

Это станет стартом строительства консервирующего объекта. Метр за метром в «реакторную преисподню» уходит туннель. В него по трубам запустят бетон на плиту основания будущего саркофага, в котором должен «умереть больной реактор». В забое – минимум радиации, но температура не ниже +35. Сменяясь на вахте каждые 3-4 часа, друг за другом «вгрызаются под реактор» донецкие шахтеры и тульские метростроевцы. Они беспощадно роют «дорогу жизни».

Пройдет немного времени, и мир выдохнет – самое главное, чего все боялись – останется позади. Фундамент реактора выстоял, заражение воды удалось остановить, и тем самым закольцевать всю смертельную опасность в 10 км зоне. Теперь в войне с невидимым противником – радиацией, от оборонительных мероприятий можно постепенно, шаг за шагом, приступать к наступательным. 

Все побывавшие в зоне – и люди и машины, находятся под строжайшим контролем, распространению радиоактивной грязи – поставлен заслон. На аварийных работах – минимум риска и максимум безопасности. Это и девиз и приказ Главного оперативного штаба. 

Пункты санобработки….

Только тренированные армейские парни могли выдержать тяжелую, 12-ти часовую смену, проводя дезактивирующие мероприятия на 30-ти градусной жаре под палящим солнцем. Они голыми руками драили каждый сантиметр техники, снова и снова разводя дезактивирующие средства, держа в руках тяжелый водный рукав – они отвечали за безопасность. Как бы пригодились тогда моющие автоматы, но о них заранее никто не подумал. 

Пионерский лагерь «Сказочный» столкнулся с суровой пылью – не звенят в нем летом 1986 года детские голоса. Для тех, кто лишился дома – для вахтовиков, шахтеров, атомщиков, добровольцев, метростроевцев, лагерь стал вторым домом. Между тяжелыми сменами, в «Сказочном» отдыхал персонал станции. 

…На некоторые территории по ликвидации последствий аварии еда доставлялась вертолетом. Он был на время переоборудован под столовую – это было более безопасно, чем принимать пищу на открытом воздухе с повышенным радиационным полем.

На вертолете доставили украинский борщ со сметаной, картофельное пюре с котлетой, узвар, фрукты – почти как дома, на родной кухне. Но немногословность персонала, внутреннее напряжение, чувство того, что на счету каждая минута, которая работает против человека – заставляют торопиться.

Жизнь продолжается… 

Из ближних и дальних сторон в Чернобыль стремятся добровольцы. Кто-то из Читы и Владивостока, кто-то из Таджикистана, кто-то из Москвы. Бульдозерист Кантарев Николай Андреевич, написал письмо в Политбюро и попросил разрешения прибыть на ЧАЭС из Сахалина.

Спустя пять суток он уже управлял по радиосвязи маневрами бульдозера-робота на площадке станции. Его опыт оказался очень кстати. Шли эшелоны с добровольцами. Чернобыль ждал своих водителей, строителей, монтажников, электриков, и так далее.

Врачи – добровольцы

Через 15-20 минут после аварии весь главный медперсонал Чернобыля и Припяти был вызван по телефону на свои рабочие места. Но медики шли не только по вызову, они шли по зову сердца, прекрасно понимая, что они очень нужны в сложившейся экстремальной ситуации. Особый героизм был проявлен врачами и водителями скорой помощи. Именно они вынесли и вывезли из горящего четвертого блока ЧАЭС не один десяток пострадавших в ночь трагедии. Валентин Белоконь, Павел Тынянов, Анатолий Гумаров, Анатолий Винокур – входили в горнило взорвавшегося реактора вместе с пожарными, помогая выносить оттуда тех, кому нужна была срочная медицинская помощь.

Они первыми ложились на стол, если кому-то нужно было прямое переливание крови, и последними, по остаточному признаку – принимали профилактические лекарства. Позже они и сами окажутся на больничных койках, получив во время эвакуации раненых огромную дозу облучения. Машины «скорых» с той ночи нельзя пустить ни в работу, ни на переплавку – так высока их зараженность радиацией.

Чернобыль, Припять и их окрестности опустели, как когда-то – во время коричневой чумы, когда фашисты, смешав людей со скотом – практически полностью расстреляли все население этих мест. Спустя 45 лет дома и улицы снова пустынны. Только изредка продолжали кое-где лаять не отстрелянные собаки. В селах за хатами, невообразимо пахли цветущие вишни и яблоки.

Чернобыль – большой урок, жаль, что дался он так горько, ценой опустевших домов, ценой осиротевших колхозных полей, ценой жизни огромного количества тех героев, кто первыми стал на борьбу с последствиями аварии.

Слово «героизм» тогда произносили редко, и даже как-то тихо, словно стесняясь его. К тому же уже были известны случаи, когда за героизмом одних, пряталось недомыслие и безответственность других. Почему одним приходилось работать на пределе человеческих возможностей, сжав волю в кулак, сцепив от боли зубы, и кровью заплатить за то, чему партия объявила «непримиримый бой».

Самоуспокоенность, некомпетентность, карьеризм, демагогия, лесть – не это ли адреса чернобыльской, и ряда других бед. Пройдут десятилетия, и мир узнает правду. Но станет ли она той истиной в последней инстанции, которая позволит забыть, простить, смириться? Да и возможно ли такое в принципе? 

Верно подметил кто-то, в те трудные будни жаркого лета 1986 года – единственной защитой от взрывающейся, сулящей гибель цивилизации может быть только сама цивилизация. Но только – умудренная, оснащенная, накопившая опыт тяжелых утрат и горьких потерь. Ядерный век, безусловно, умножил мощь человека.

Рука простого смертного держит сегодня могучую силу в тысячи мегаватт. После трагедии в Чернобыле мы не имеем права не стать суровее, требовательнее, строже к себе, каждый в отдельности и все вместе. Мы не просто хотим, а обязаны оставить после себя потомкам землю в яблоневом цвету, в птичьих щебетах, а не города, заросшие чернобыльником, и пшеницу, одичавшую за проволокой опасных зон. 

Годы берут своё. Стараниями людей жизнь в Чернобыльскую зону постепенно возвращается. Как сказал когда-то поэт: « с журбою радість обнялась». 

Тем не менее, понадобиться еще немало сил и времени, чтобы вернуть привычному придорожному пожеланию «Счастливого пути», расположенном на пути в Чернобыль – его первозданный смысл.